Пашка полюбовался на четкие движения стрелки. Положил часы на одежду. На купание ровно пять минут. Ничего, Герман прошлый раз вернулся, тоже ворот мокрым был.
Вода пахла илом, лягушками. Вроде и проточная, а разве с морем сравнишь? Пашка снова нырнул, показав сияющему солнцу белые ягодицы, задел руками дно, вынырнул, фыркая.
– Хлопець, ти звидки будеш?
Пашка обомлел – у его одежды на берегу стоял дед, беззубо улыбался.
– Ой, дидусь, а я якраз запитати хотив… – Пашка, вздымая брызги, рванул к берегу.
Дедок не торопясь поднял карабин:
– Солдатик будеш чи що?
– Так я ж говорю… – Пашка выскочил на берег.
– Дезертиром гуляєш? – спросили басом от ивы.
Пашка замер, с некоторым опозданием зажав стыд в горсти. В двух шагах от него, у ствола, стояла крепкая девка – ростом с незадачливого купальщика, а в объеме куда представительнее. Взгляд у младой селянки был мрачный, в руках имелась лопата и пустой мешок.
– Та ви, громадяни, нияк за рибою? – неловко пошутил Пашка.
– Ни, ми рогоз копаємо, – охотно объяснил дед, тыча стволом карабина куда-то вдоль берега.
Пашка машинально глянул, в тот же миг затылок лопнул ослепительной болью.
Очнулся Пашка лежа носом в сырую землю. У щеки прыгали крошечные прибрежные мушки. Шевельнуться сил не было, череп сочился болью, от которой в глазах темнело – начисто раскроила череп, бабища проклятая.
– В воду та дело с концом, – басом говорила между тем коварная баба. – Ти, дидусь, що вигадуєш?
– Так-то воно так, – задумчиво шепелявил дед, держа часы за цепочку и любуясь блеском. – А як у нього товарищи рядом? Ось, глянь, ведра, откуда?
– Ни, вин злодюга, – убежденно заверила огромная селянка. – Це вин в Артюховке титку Полину злякав и телицю увив. Шантрапа. Молодый кобель, ишь отростил…
– Хоч що видростив, тоби все одне не дистанеться, – дед пожевал беззубыми деснами. – В воду неможна, вспливе он.
Пашка попытался рывком встать – где там, руки подогнулись, едва дернулся.
– Ксанка, та ты його не добила?! – всполошился дед.
Внучка со свистом взмахнула лопатой.
– Не надо! – захрипел Пашка, закрывая голову руками. – Я коней увел в Артюховке. Подилюся, лише не губите!
Дед и девка озабоченно переглянулись.
– Лошадей? – пробасила внучка. – А як их ховати? Сусиди що скажуть, а, дид?
– Тарасу разве що видвести? – рассудительно разгладил бороду дед. – Ни, взнають.
– Офицерськи кони, справни, – простонал Пашка. – Я у беляков увив. Мене лише не губите…
Босые ноги заплетались, шатало, как после самогона. Напивался Пашка редко. Может, и зря. Ничего толком в жизни не успел. По затылку текло горячее, голова пульсировала, раскалывалась на части. Дед, после того как стянул руки пленника бечевкой, прихрамывал сбоку, подслеповато и подозрительно озирался. Девка-корова тащила все вещи, включая Пашкин карабин. Оружие несла под мышкой, явно больше полагаясь на привычную лопату. Ведра девица тоже не забыла, они побрякивали, и сквозь головную боль Пашке казалось нелепым, что его убьют, а потом пойдут дальше, бряцая ведрами.
– Эй, солдатик, збруя-то на конях э? Или в ночь увив? – прошепелявил дед.