У перекрестка скучали продавцы крошечного базарчика, в основном продавали овощи. Между кабачками и помидорами затесался господин с растрепанными томиками сочинений «Тысячи и одной ночи» и целой коллекцией очков, пенсне и моноклей с треснутыми стеклами. Вероятно, оптические приборы пользовались повышенным спросом на окраине славного города. Часть разведгруппы с огромным интересом уставилась на обшарпанный старинный лорнет. Саму Катю больше интересовали бутыли молока – в последнее время с молочными продуктами как-то не заладилось. Не успела подумать, Прот уже сдвинул картуз на затылок и принялся торговаться с молочницей. Витка тоже с кем-то бойко болтала на своем хохло-польском идише.

Домик, куда привел босоногий и всезнающий десятилетний абориген, стоял в тени, до крыши оплетенный виноградом. Курлыкали голуби, ветер доносил запах близкого моря. Местечко безлюдное, за забором начинается пустырь. Витка договаривалась с хозяином о постое. Остальные устало сидели на рассохшемся бревне – молочная бутылка уже опустела, хотелось разуться и пообедать по-настоящему. Прот тянул носом:

– Вот оно, море, да?

– Оно самое, – снисходительно сказал Герман. – Еще насмотришься. Надоест до тошноты.

– Що ты пугаешь? – обиделся Пашка. – Море – это море. Разве оно надоест? Ты, Протка, не слушай его благородие. Герман у нас все видел, все знает. Эстет, хм.

– Не митингуй, – прапорщик улыбнулся, машинально скребя ногтем пятно на ветхих брюках. – Я к тому, что меня на пароходе здорово мутило. Прямо как вспомню, так передергивает. Мне тогда семь лет было, родители меня в Ялту возили.

– Да, – вздохнул Пашка. – А я с батей в Ростов ездил. У-у, вот то поездка была. Что-то наша Витка пропала?

Девчонка выглянула из дома:

– Хозяин говорит – без сына решити никак не можэ. Подождать потребно.

– Витуля, ты там смотри, – пробормотала Катя. – Может, другой отель поищем?

– Да що вы, Катерина Еорьевна? Хозяйка вже оладки кабачковы пэче.

Хозяйский сын явился минут через пять. Не один – в сопровождении трех крепких сотоварищей.

– Кем будете, гости дорогие? – мордатый сынок учтиво приподнял картуз с лакированным козырьком. – Документики имеются или как?

– Документы в порядке, – сказал Пашка, поднимаясь. – А вы сами-то кто, щобы документы требовать?

– Ты, товарищ, сиди-сиди, – костлявый мужчина цепко кинул ладонь на кобуру Пашкиного «нагана». – Мы, люди смирные, не обидим.

Узколицый тип, оставшийся у калитки, театральным жестом извлек из-за пояса «браунинг», многозначительно покачал оружием в воздухе, другой рукой тряхнул несвежей бумагой с огромной лиловой печатью:

– Одесская губчека. Ксивы и шмотки попрошу к осмотру.

Герман шаркнул протертыми подошвами – хозяйский сын мигом наставил на прапорщика «наган»:

– Ша! Если дырку в котелке не желаете, не ворохайтесь. Що-то мне подсказывает, що шум ни вам, ни нам не нужен. Що в мешках?

Дело развивалось вполне понятным образом. Катя мягко сказала:

– Без шухера, товарищи. Не узнали друг друга – бывает. Московская ВЧК. Отдел по борьбе с виртуальной контрреволюцией. Вот мандат, – она небрежно вытащила из кармана гимнастерки сложенную бумагу. Вообще-то, липовый мандат лежал в другом кармане. А здесь была просто бумага – не совсем писчая, мягкая – ну, нужна бывает в пути бумага.