– Либо давить прыщи. Либо в метро подкладывать под пассажиров подушку-пердушку.

– Очаровательно, – выдохнула Кира и закрыла глаза. – Нашел коммент?

– Ищу, – пробормотал Тарас. – Там что-то про умелые руки, привыкшие давить, пока не брызнет.

Кира фыркнула. Лежать так, чувствуя боком тепло Тараса, его запах – цитрусовый одеколон, мятный шампунь, легкая отдушка футболки, кажется лаванда, было спокойно и привычно. Кира уткнулась носом в его плечо, губами прикоснулась к коже. Тарас не почувствовал. Или сделал вид. Кира потерлась об него щекой. Тот повел плечом, но от компьютера не оторвался. Кира вздохнула, отодвинулась и притихла. Их близость дарила ощущение дома, куда большее, чем стал приносить Кире сам дом. Стены давили на нее с четырех сторон. Кира распахивала окно, но сквозняк беспокоил деда, тот начинал дергаться, поджимать ноги, бормотать недовольно:

– Дует, дует, Маруся, дует мне, сдует сейчас.

И мама тут же спешила закрыть все до малой щелочки, даже шторы задергивала.

– Ты не видишь, дедушке холодно!.. – раздраженно шептала она, округляя глаза.

Кира не отвечала, уходила к себе, подтыкала пледом дверь, открывала окна и стояла, всхлипывая, пока слезы не высыхали на щеках, оставляя пересохшие дорожки. Они потом сильно чесались, и Кира терла их до красноты. И в горле начинало першить, то ли от слов – обидных и злых, которые она сдерживала, то ли и правда от сквозняка, и дед был прав хотя бы в этом.

Рядом с Тарасом тяжелые мысли отступали, но приходили другие. Чем горячее становилась кожа Тараса под ее ладонями, когда они обнимались, – вроде бы случайно, ничего такого, просто дружеские объятия, – тем сложнее Кире было делать равнодушный вид. Хотелось стать еще ближе, не случайно мазнуть губами по щеке, а поцеловать. Не наскоро сцепиться пальцами, а идти, взявшись за руки, легонько сжимая их в подтверждение: мы вместе, мы на самом деле вместе, как друзья, но не только. Позволить себе это «не только». Прямо сейчас. Отпихнуть с его колен ноутбук, оплести шею руками, заставить посмотреть и увидеть, что они уже не дети из общей песочницы. И поцеловать его, дубину эдакую. Обхватить лицо за колючие щеки, выдохнуть горячо. Голову чуть влево, чтобы не столкнуться носами. Верхняя губа к верхней, нижняя к нижней. Сначала легко, потом крепче. Вдохнуть поглубже, приоткрыть рот, осторожно, чтобы зубы не клацнули, иначе станет смешно, и все закончится. Пусть не заканчивается. Пусть длится. Пусть дыхание тяжелей. Пусть его ладони лягут на полоску кожи, где задралась футболка, и медленно скользнут выше. Пусть станет горячо и щекотно. Пусть станет томительно и нечем дышать. Пусть…

– Нашел! – Тарас отсалютовал себе сжатым кулаком. – Блин, я там не только про умелые руки написал, оказывается…

Кира вздрогнула, жаркая дремота испарилась, оставив после себя кисловатый привкус стыда во рту.

– А еще что?

– Не важно, уже удалил… – Тарас покосился на нее. – Ты спишь, что ли?

Кира приподнялась на локтях. В голове шумело, затылок налился тяжестью. Кира села на диван, поправила волосы. Руки мелко дрожали. Она не поднимала глаз на Тараса, но чувствовала его напряженный взгляд.