— Это ты прилетел на самолёте? — спросила Джахан.

Хабаров кивнул.

— Почему?

— Я теперь здесь работаю. Меня перевели из Анадыря в Горноалтайск.

Джахан, презиравшая всякую слабость и ненавидевшая распущенность, взялась рукой за стену и медленно опустилась на стул. Хабаров поправил под мышкой носилки.

— Что вы там застряли?! — сердито прокричали с крыльца. — Граждане, где мать ребёнка?

— Ты не подала в отставку, — сказал Хабаров.

— Нет, не подала.

— Передумала?

Джахан кивнула.

— Лёша! — Женщина в синей форме заглянула в коридор. — Несите с Костей девочку, и поехали! Что мы время тянем!..

Хабаров зачем-то погладил Джахан по голове и протиснулся мимо неё в смотровую.

Она ещё посидела немного, потом спустилась с крыльца, медленно пробралась сквозь толпу, обошла тяжёлую машину, по-прежнему молотившую двигателем и светившую фарами, и побрела по ночной поселковой улице домой.

…Они разберутся без меня. Я сделала всё, что могла. Мне бы сейчас как-нибудь домой добраться.

Она превосходно видела в темноте, но на этот раз почему-то всё время спотыкалась то ли от усталости, то ли от потрясения.

Как он сказал?.. Меня перевели из Анадыря в Горноалтайск?.. Значит, он всё для себя решил, а она, Джахан, так ничего и не решила.

Она добралась до дома, где было тепло, темно и хорошо пахло, содрала с себя и покидала в угол одежду и первым делом открыла в душе горячую воду, почти кипяток. У неё был электрический нагреватель, и насос исправно качал из скважины воду.

Она долго грелась под душем, поворачиваясь то одним боком, то другим, и всё думала, думала. Потом, натянув тёплую пижаму, сушила волосы и всё думала!.. Голова гудела, как под напряжением, и стреляло в ухе. Джахан подула феном и в ухо тоже.

Тесто для лепёшек, поставленное из лучшей барнаульской муки, выпирало из кастрюли. Джахан погладила его, попросила ещё немного потерпеть и снова накрыла полотенцем.

У неё был план: выпить кофе, очень крепкого и очень много, додумать до конца и принять решение. Она всегда старалась жить по плану.

Но как только она уселась на диван, ожидая, когда закипит чайник, все планы рухнули. Ей так мучительно и непреодолимо захотелось спать, что она дала слабину.

Одну минуточку, сказала она себе, вытягивая ноги. Я подремлю только одну минуточку. Ничего не случится, если я просто подремлю.

Когда она проснулась, в окна ломилось солнце. Его было много, весёлого, жёлтого. Иногда, очень редко, осенью на Алтае бывает именно такое!..

Джахан потянулась, повернулась на другой бок, устраиваясь под тюрханом — лёгким и тонким меховым одеялом, — и снова закрыла глаза.

…Что такое вчера было? Девочка с аппендицитом, санитарный самолёт, ночь, Хабаров в лётной куртке!.. Ей приснился такой странный сон.

Ей никогда не снятся сны, а тут вдруг приснился!..

— Вставай. Пора.

Джахан открыла глаза. Перед её носом была гобеленовая обивка дивана — кажется, Париж и бульвары под дождём. Диван она выписала из Москвы, из мебельного салона.

Шикарный такой диван, ничего не скажешь.

— Я чай заварил. Как мог, так и заварил. Хотел пироги печь, но… не решился.