Вдруг в коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то разом останавливается у Евиной каюты. Ева сорвалась — и на цыпочках к двери. Руки ко рту притиснула от страха, насторожилась вся. Ищут уже!
Стук.
Но не в Евину дверь, а рядом.
— Подъезжаем… — сказал кто-то. — Собирайтесь.
Слышно, как открыли дверь в соседней каюте, как залопотал женский голос и по коридору потащили вещи. Потом резкий гудок. Пароход содрогнулся, качнулся набок, еще сильней застучала машина. И вот все стихло. Пароход медленно боком стал причаливать к пристани. В окно сквозь штору сверкнули, приближаясь, огни. На берегу — крики, ржанье лошади. С грохотом двинули на пароход деревянные сходни, и по сходням забарабанили ноги.
Ева все стоит у двери. Кривулька слезла с дивана и тоже подошла к двери. Понюхала щель, царапнула лапой дверь и тихонько заскулила.
— Ты выйти хочешь, — шепчет Ева, — тебе нужно выйти? Нельзя, родная, нельзя. Потерпи, дорогая тетенька!
Ева слушает, не идет ли кто к ее двери. И только когда снова зашумели колеса, заплескалась и забулькала вода, заскрипели стены и пол, Ева отошла от двери и опять забилась с Кривулькой в угол дивана.
«Зря, — думает Ева, — зря я испугалась. Уж сегодня никак не могут искать. Что я!»
Снова шаркают шаги в коридоре. Официант, гремя тарелками и вилками, понес кому-то ужин. Кто-то заказал ужин. И на самом деле — или это только почудилось Еве — в щель каюты потянуло запахом свежеизжаренной котлеты. У Евы рот наполнился слюной. Ева с утра ничего не ела. И какая же она дура была, что не взяла у Насти мешка с продуктами! Тогда казалось, что есть никогда не захочется. А теперь пригодилось бы очень. Хоть бы черную корочку погрызть. И Кривулька голодная. Обе…
Настя говорила:
— Смотри, непременно закажи у официанта обед. Пускай в каюту принесет. А где все обедают, туда не кажи и носа.
Как же это заказывают обед? Наверное, надо позвать официанта и сказать:
— Будьте добры меню.
Официант подаст карточку. Тогда нужно по карточке выбрать что хочешь и сказать:
— Две порции супа с фрикадельками.
Как трудно! Ева ни за что не решится открыть дверь и крикнуть: «Официант!» Ни за что. Противный официант. Он все время прищуривает глаз и смотрит с любопытством. Нет, уж лучше не звать. Лучше сидеть, как мышь в норе, чтобы все о тебе забыли. Теперь нужно и голод, и все муки терпеть и сидеть не двигаясь. Что ж, Ева потерпит. Лишь бы, лишь бы не поймали.
Ветер час от часу сильней. Уже не ветер, а ураган. Он вздувает высокие валы, швыряет на палубу брызги и пену.
Яркими огнями зажегся в черноте ночи пароход «Матвей». Колеса с трудом рассекают воду, и без устали стучит машина. На каждой пристани кто-нибудь сходит: в коридоре начинается беготня, топот, тянут вещи. Всю ночь Ева не может уснуть. Скорчившись, она лежит на диване, не зажигая света, укрывшись пальто. Ева не знает, что ветер пригнал тучи и пошел крупный снег. И еще ветер пригнал по валам льдины, первые редкие льдины с верховьев реки. Кашинский пароход «Матвей» совершает свой последний рейс Пермь — Рыбинск среди снега и льдин.
Когда за окном чуть-чуть посветлело, Ева уснула. Ева спит крепко, без снов, рыжие вихры разметались из-под черного платка. Тихо в коридоре. А за бортом шум. Большие и крепкие льдины бьют в борт, с хрустом и треском дробятся под колесами. Пароход побелел весь от снега — и реи, и снасти, и палуба — все побелело. А льдин все больше и больше.