Я могла подвести промежуточный итог:

— Значит, обмороки девушек прошлых веков более под сомнение не ставятся?

— Вызванные внешним физическим воздействием, — уточнил Руслан.

Далее я хотела сказать, что, поскольку все дамы носили корсеты, уличать их в притворстве было бы несправедливо. Бедняжки! Они не расставались, наверное, с нюхательной солью, запах которой не лучше нашатырного спирта.

Ничего сказать я не успела, потому что в палату вошла медсестра. Девушка несколько странная. Я бы сказала так: по должности медсестра, а по внешнему виду врач рангом не ниже завотделением. Столько в ней было строгости и значительности! Потом противоречие разрешилось: Руслан мне сказал, что девушка учится в медицинском институте, а медсестрой в клинике подрабатывает. Ясно: заранее тренирует командный голос и начальственный вид.

Девушка-полудоктор показала пальцем на загипсованную ногу Русла и мою надпись на ней:

— Безобразие! Что за вольности?

Следом ее взор остановился на тумбочке Руслана, опять ткнула пальцем:

— Кто принес салаты? Салаты не разрешаются! Читайте список дозволенных продуктов в холле!

Я покорно убрала пластиковые баночки с салатами в пакет, чтобы потом снова вытащить и отдать другу. Медсестра раздала градусники.

— Извините! — обратилась я к ней. — Можно вас спросить как медработника? Бывают ли у девушек обмороки? Или у женщин?

— У кого обмороки? У вас? Вам надо срочно обследоваться!

— Не у меня. Вопрос чисто теоретический. Сформулирую его точней. Какого рода физиологические процессы в организме женщины могут вызвать обморок?

У медсестры сделалось лицо, как на экзамене, когда точно знаешь, что читал ответ на вопрос, и мучительно пытаешься его вспомнить.

— Например… например… При резком перепаде артериального давления! — облегченно вздохнув, вспомнила отличница.

— Я могу подтвердить про обмороки! — вдруг поднялся с кровати сосед Руслана по палате.

Дядечка лет пятидесяти-шестидесяти, он уже давно, не стесняясь, прислушивался к нашему разговору. А теперь встал и подошел ближе. У Ивана Матвеевича, так его звали, были сломаны плечо и ключица. Поэтому рука на какой-то замысловатой подставке, прикрепленной с груди, покоилась высоко поднятой, почти как в пионерском салюте.

— У меня протез! — первым делом заявил Иван Матвеевич и для убедительности, наклонившись, постучал здоровой рукой по колену.

Раздался глухой звук, будто от ударов по пластиковой столешнице.

«Во везет! — подумала я. — Мало ему костяной ноги, так он еще и руку сломал!»

— Протезы бывают разные, — продолжал Иван Матвеевич. — Импортные, роскошные, с мягкими вставками-прокладками, которые не натирают. Но дорогие! А бывают дешевые, то есть бесплатно их выдают. И так культю натирают! До кровавых мозолей! Приемник, куда культю засовываешь, из дубовой негнущейся кожи сделан.

— При чем здесь протез? — послышалось с другой кровати.

Ее обладатель встал на костыли и приковылял к нам. Всего в палате было четыре койко-пациента, включая Руслана. Оказывается, все они заинтересовались нашей дискуссией. Четвертый, как и Руслан, был не ходячим, с подвешенной ногой, он попросил говорить погромче, потому что устал тянуть шею.