– Ну, я не знаю, мам… – пробормотал Егор. – Не знаю. Вы сами как-то решайте. Не знаю…
Она услышала, каким страданием звучит это его «не знаю», и отрезвела вдруг от волнения, от страха, от нахлынувших слез. Да, она виновата. Она ужасная эгоистка. Она не мать, а ехидна. И это сыновнее «не знаю» она вполне заслужила. Значит, на слезы у нее права нет. И перекладывать на плечи сына возможность принятия решения тоже нет.
Вздохнув, произнесла твердо:
– Да, Егорушка, мы с папой все решим. Но в любом случае ты помни, пожалуйста, – я очень люблю тебя. И Даньку очень люблю…
– Ладно, мам. – Егор сделал шаг назад. – Я пойду. Сейчас уже звонок будет.
– Погоди! – бросилась к нему Таня. – Погоди еще минуту, Егорушка! Скажи мне, как называется тот поселок, где сейчас Данька…
– Не надо, мам… – замотал головой сын. – Ну зачем…
– Егор, пожалуйста! Я тебя очень прошу!
– У Наташиных родителей дача в Липовке.
– А адрес? Какой адрес?
– Речная, шесть… – вздохнув, проговорил Егор. – Но ты бы все равно не ездила туда, мам! Наташины родители разволнуются, а деду… То есть Валерию Алексеевичу… Ему совсем нельзя нервничать, у него недавно инфаркт был.
– Да я не стану их волновать, Егорушка, я придумаю что-нибудь. – пообещала Таня. – Я просто посмотрю на Даньку и уйду. Хотя бы издалека. И еще, Егорушка! Дай мне, пожалуйста, номер телефона папы! Мне надо ему позвонить!
– Ладно, я тебе скину сейчас, – согласился Егор. – Все, мам, звонок уже…
– Я завтра еще к школе приду, Егорушка! Ладно?
Он обернулся, на ходу кивнул. И скрылся за школьными дверьми. Татьяна постояла еще немного, укладывая в себе, как драгоценность, этот его короткий кивок-согласие, потом отерла остатки слез, решительно пошла к выходу со школьного двора.
Выйдя на дорогу, проголосовала первой же машине. Наклонившись к окну, попросила коротко:
– На вокзал, пожалуйста! И быстрее, если можно! Я опаздываю!
Название дачного поселка оказалось Тане знакомым – было на слуху еще в детстве, когда ездила на электричке в Озерки. Дачники выходили в Липовке примерно за три остановки до Озерков, значит, весь путь займет не более часа. И на электричку как раз успела… Повезло, можно сказать.
Всю дорогу она представляла встречу с Данькой, и сердце замирало от страха – а вдруг он от нее отвернется? Или ее вообще в дом не пустят эти люди, новоявленные дедушка с бабушкой… И в который уже раз она проклинала себя – как она могла в принципе допустить подобную ситуацию? Ведь сама ее организовала, своими руками…
Вернее, своими чувствами. Своей любовью. Своей самонадеянностью. Своим эгоизмом. Наверное, никакая любовь не стоит тех переживаний, что выпадают на долю жертв этой любви. Не бывает равновесия в такой ситуации. А она захотела уравновесить, захотела невозможного. Теперь вот сиди и мучайся – что же такое с ней было? Что за любовь такая, которая забрала ее всю, лишила рассудка, которая даже материнский инстинкт на время выключила? Любовь-наказание, любовь-наваждение, любовь-сумасшествие…
Задумалась, чуть не проехала свою остановку.
Дом на Речной улице она быстро нашла и остановилась у забора, переводя дыхание. Прислушалась – со двора доносились голоса. Вот женский голос приблизился к забору, и она уже лучше расслышала кусок диалога: