Подошел автобус, старый, с высокой подножкой. Настя уже хотела пропустить его, но стоящий рядом пожилой мужчина без всяких просьб с ее стороны помог поднять коляску в салон и устроиться на переднем сиденье.

Старушка, сидевшая у окна, взглянула на Настю с Данилкой неодобрительно, и не было в ее взгляде узнавания. Да и дядечка, после того как поставил коляску за водительским сиденьем, опустил в кассу пятачок, оторвал билетик, встал у заднего окна и больше уж на Настю не оглядывался.

Да, похоже, ее больше не узнают на улицах, мимолетная слава прошла.

Остается что? Прозябать в детском театре, ожидая, пока до нее дойдет очередь на роль с репликами? Так может получиться, что она только в тридцать лет на сцене рот откроет, а это что? Древняя старость, полшага до могилы. Бороться, требовать? Но кто ее поддержит? Серым бездарям, из которых в основном состоит труппа, то есть, простите, сплоченный трудовой коллектив, уравниловка только на руку. Благодаря ей получат они свой монолог Гамлета, и не важно, понравится это зрителям или нет. Главное, что все по справедливости.

Тут Насте стало стыдно, что она беспокоится о себе, когда Игоря вот-вот приговорят. В первую очередь надо думать, как ему помочь. Ведь она же любит его, значит, должна быть готова жизнь за него отдать!

Дома, покормив и уложив Данилку, Настя принялась расхаживать по коридору, пытаясь понять, как следует действовать, чтобы вывести Игоря из-под удара и доказать, что она не стукачка.

Достала из сумочки свою хорошенькую записную книжку с лохматой белой собачкой на обложке, перелистала в робкой надежде, что там обнаружится телефон кого-нибудь влиятельного, но увы… Некого ей просить за возлюбленного.

Нашелся домашний телефончик одного народного артиста, с которым она снималась в первой «Снегурочке». Вроде бы он был тяжеловес, вхож в самые высокие кабинеты, говорили, что в три щелчка решал вопросы с жильем для неустроенных коллег, и к своей юной партнерше по фильму относился очень хорошо. По-настоящему хорошо, с добротой, а не просто хватал за попу, как делают иные несознательные граждане. Когда родители погибли, он дал ей целых триста рублей, не общественных, собранных по пятьдесят копеек, а своих личных денег, и без всяких там оговорок, просто сунул в карман, возьми, пригодятся.

Может, позвонить ему, попросить заступиться за Игоря? Он ведь может, такая величина, чуть ли не со всем Политбюро на «ты»… Господи, надо было сразу набрать его номер, как только Игоря обвинили, а она сидела, кулема несчастная! Унижаться, что ли, не хотела, но ради такой любви, как у них с Игорем, унизиться не грех. Любовь все оправдывает и возвышает.

Настя хотела поднять трубку, но рука висела как свинцовая. Наконец удалось себя заставить, она начала набирать номер с таким трудом, будто телефонный диск был каменными жерновами, но перед последней цифрой вдруг резко нажала на рычаг.

Ах, если бы на месте этого артиста был кто-то другой, не такой добрый и порядочный человек! Кто-то, кто не помнит ее хорошей и чистой девочкой…

С тяжелым вздохом Настя отошла от телефона, твердо пообещав себе позвонить завтра. А вдруг Игоря сразу оправдают, в первый же день?