Он переоделся в до невозможности застиранные, линялые и потёртые джинсы. И свежую футболку. Наконец-то! Чёрт с ней, с футболкой. От вида этих джинсов на его бедрах у меня от мозгов отливает кровь, а в них и так кисель и сумятица.
Как меня угораздило, а?
Телефон в кармане моей олимпийки вибрирует протяжнным настойчивым звонком второй раз.
Это Марк.
И я не беру трубку, потому что не могу разговаривать с ним, пока вокруг столько народа. От него два дня ни слуху, ни духу, и он не взял от меня трубку вчера, когда я сама ему позвонила. Если это такой урок, то мне он не понравился. Но я не в состоянии разговаривать с ним сейчас.
Прохладный взгляд Валентины Васильевны Орловой вскользь касается моего лица, от чего оно каменеет и пылает. Ей не составило труда сложить два плюс два, когда Орлов вернул меня из бани. Растрепанную и, блин, использованную, хоть он и выставил ситуацию таким образом, будто мои искусанные губы и следы от щетины на моей шее - результат того, что мы искали для меня подходящую футболку, дабы я не сгорела на солнце, как спичка.
В семье Орлова с ним никто не спорит. Никто ничему его не учит и не ставит под сомнения его слова. По крайней мере вслух. Но я не сомневаюсь в том, что теперь его мать считает меня местной проституткой, потому что матери всегда на стороне своих сыновей, даже если те во всем виноваты!
- Готовы? - спрашивает он, останавливаясь рядом и заглядывая в моё лицо.
Его голос в окружающей нас тишине обнимает меня со всех сторон. Смотрю в его глаза, качнув головой. Он пристально смотрит в мои, а его рука взмывает вверх, будто собирается заправить мне за ухо волосы, но, опомнившись, ныряет в его карман.
- Спасибо за приглашение, - повторяю, наверное, пятый раз, посмотрев на его мать и пытаясь сгладить неправильно о себе мнение.
Неправильное, как же…
Она натянуто улыбается и кивает.
- Ты назад не вернёшься? - спрашивает, обращаясь к сыну.
- Нет, - отвечает, подёргав Тыковку за хвост.
Она хихикает, крутя головой и наигранно уворачиваясь. Её голова еле-еле достаёт ему до пояса. Она маленькая для своих лет, и гены у неё в этом плане не самые выдающиеся. Со мной рядом она смотрится крупнее. Я привыкла, что мы с ней всегда только вдвоём, не считая нашей бабушки.
Пощекотав рыжий затылок Тыковки, Орлов легонько толкает её вперёд, на ходу командуя мне:
- Садись вперед. Я Тоню сам пристегну.
Бросив прощальный взгляд на его родителей, застывших у распахнутых ворот, сажусь в машину и пристёгиваю ремень.
Упершись локтем в дверь и закусив большой палец, смотрю в окно невидящим взглядом. Мелькающие там поля и луга выглядят офигенно умиротворяюще, но я не в состоянии наслаждаться пейзажами.
Назойливая вибрация телефона напоминает мне о том, что я лживая тварь.
Если бы Орлов захотел, я бы занялась с ним сексом прямо у той стены. Собственная вероломность шокирует меня. Как? Как можно доверять людям после этого? Если даже я сама оказалась способна на предательство? Как я могу целовать Марка после этого? Как я вообще буду смотреть ему в глаза? Самое ужасное заключается в том, что за этот день я о нем ни разу не вспомнила. До тех пор, пока он не позвонил и не напомнил о том, что у меня есть мужчина, который предложил к нему переехать, а я сказала, что подумаю! Но хуже всего то, что я не раскаиваюсь. Совершенно! Хуже этого лишь то, что в случае, если бы Марк сделал то же самое, мне было бы… всё равно.