— Встать, суд идет! — гаркнул судебный пристав прямо у нее над ухом, и она даже вскрикнула от неожиданности.

Судьи и присяжные заседатели поднялись на свои места. Прокурор, уже расположившийся в своем кресле, зашелестел бумагами.

— Итак, господин Лафар, перейдем к похищению графини Александры Орловой. — Горчаковин оторвал глаза от документов и взглянул на подсудимого. — Зачем вы это сделали, если так нежно любите ее, как говорили ранее?

Адвокат Григория Валентин Северский, бросив восхищенный взгляд на молодую графиню, произнес:

— Любовь подчас толкает нас на самые немыслимые поступки.

— И все же я хотел бы услышать версию вашего клиента, мэтр.

Лафар встал.

— Я был глубоко убежден, что причина отказа Александры Павловны выйти за меня замуж кроется в ее страхе перед мужчинами вообще. Она вышла замуж едва достигнув восемнадцати лет, а ее ныне покойный муж оказался более чем жестоким человеком. Наверняка это его отношение к жене проявлялось и в гм… чисто супружеских отношениях. Мне казалось, что если Сашенька окажется вне дома, в котором все напоминало ей о прошлом, и я своей лаской и заботой сумею убедить ее в том, что любовь мужчины может быть…

— Довольно! — Александра, дрожа, поднялась со своего места.

Адвокат встрепенулся.

— Раз вы уж все равно встали, прошу на свидетельское место. Я имею к вам несколько вопросов. Вы позволите, господин судья?

— Да, пожалуйста, мэтр. Но прошу вас быть, гм… более сдержанным в своих высказываниях, чем ваш клиент.

— Я понимаю, Ваша честь, но, к сожалению, уж такова суть этого дела. Итак, госпожа графиня, прошу пояснить: в тот раз, когда вы оказались в квартире госпожи Кубасовой вдвоем с господином Лафаром, вы впервые остались с ним наедине?

— Нет. Живя с человеком в одном доме в течение нескольких месяцев…

— Спасибо. Мой клиент рассказал также, что ранее вы уже имели с ним отношения интимного свойства.

Александра вскинула голову, но адвокат поднял руку, не позволяя ей перебить его, и продолжил.

— И вы не отвергали его поцелуи и объятия, тем самым давая ему повод думать, что он имеет надежду на взаимность. Было это или нет?

— Ни о какой взаимности речь не шла никогда, и я достаточно ясно сказала об этом господину Лафару.

— В таком случае, почему вы не приложили никаких усилий для того, чтобы избежать повторных знаков внимания с его стороны? В конце концов, если все это было вам так неприятно, вы могли бы закричать — в доме, насколько я понимаю, постоянно находится несколько слуг, да и ваш брат…

— Вот именно этого я и не хотела, сударь! Я считала, что человек, чья вина состоит лишь в том, что он полюбил и не в силах сдержать свои чувства, не заслуживает того, чтобы о столь деликатном деле узнал кто-то посторонний. Я лишь не хотела ставить его в неудобное положение и была убеждена, что смогу уладить все сама.

— То есть вы не сомневались в том, что вас действительно любят? Женское чутье подсказало бы вам, если бы в признаниях господина Лафара присутствовала фальшь?

— Я не задумывалась об этом. Для меня главное было — избежать неловкости, не задев…