– Обязательно, – пообещала Лайла. – После бала это платье мне больше не понадобится.

– Все женщины считают, что платье нужно им только на один вечер.

– Эти женщины – транжирки, – сказала Лайла и потерла запястья. После утренних веревок они до сих пор саднили. Калла заметила это и ничего не сказала, лишь застегнула на руках широкие серебряные браслеты. Как наручи, подумала Лайла, хотя первым пришло в голову слово «наручники».

– И последний штрих, – сказала Калла.

– Может, хватит? – жалобно произнесла Лайла. – Мне кажется, уже более чем достаточно.

– Ну и странная же ты девушка.

– Я выросла далеко отсюда.

– Тогда это кое-что объясняет.

– Кое-что – это сколько? – насторожилась Лайла.

Калла окинула ее неопределенным жестом.

– Видимо, там, где ты выросла, женщины одеваются по-мужски и носят оружие вместо украшений.

– Я всегда была не такая, как все.

– Да. Наверное, потому вас с Келлом и тянет друг к другу. Оба вы не такие, как все. Оба немного… – На счастье Лайлы, портниха не нашла подходящего слова.

– Злые? – подсказала Лайла.

– Нет, нет, не злые, – улыбнулась Калла. – Просто всегда настороже. Но сегодня, – добавила она, накидывая на волосы Лайлы серебристую вуаль, – ты пробьешь его защиту.

– Хорошо бы, – невольно улыбнулась Лайла.

В руке у Ожки блеснул нож.

Король стоял у нее за спиной и ждал.

– Готова?

Ее пальцы стиснули кинжал, в душе вскипел страх. Страх и осознание силы. Она пережила момент испытания, лихорадку, даже проклятый ошейник. Переживет и это.

– Коса, – еле слышно шепнула она. «Да».

– Хорошо.

Они стояли во внутреннем дворе замка, за закрытыми воротами. И только статуи павших близнецов смотрели на них. Холодный ветер кусал за щеки, но под взглядом короля по спине разливалось тепло. В город возвращалась жизнь. Она переливалась всеми красками, как синяк, но по краям все равно таился холод. Особенно по ночам. Солнце грело жарко, под ним распускались цветы, но когда оно садилось, то забирало с собой все тепло. Король сказал, так и должно быть, в здоровом мире тепло и свет сменяются холодом и тьмой.

Ожка была готова к жару.

Жар – вот первое, что она почувствовала, когда пришла кровяная лихорадка. Восхитительный жар. Она видела обугленные скорлупки своих предшественников, но радостно пошла навстречу огню.

Она поверила в силу Холланда. И в свои возможности.

Не переставала верить, даже когда шею ей сжимал королевский ошейник.

И вот теперь он снова просил поверить в него. Поверить в силу его магии. В магию, которую он дал ей. Она выполняла заклятия крови. Призывала лед и огонь. Что-то чинила, что-то ломала. Раскрывала двери внутри своего мира. И сейчас будет то же самое. Магия до сих пор послушна ей.

Она посмотрела на нож. В одной ладони лежит рукоять, к другой приставлено острие. Она получила приказ. И все-таки колебалась.

– Мой король, – сказала она, все еще глядя в стену. – Я спрашиваю не из трусости, но…

– Я знаю, Ожка, о чем ты думаешь, – сказал Холланд. – Тебе любопытно, почему я поручил это тебе. Почему сам не сделаю. По правде сказать, не могу.

– Для вас нет ничего невозможного.