…

— Посмотрите на то, что происходило и происходит в Махачкале! Когда у наших соседей взорвали Баку, погибли ни в чем не повинные люди — у нас были люди, которые радовались этому, устроили зикр на площади. Ни шариат, ни просто закон доброго соседства не говорит о том, что надо радоваться беде соседа. А если выяснится, что это лезгины взорвали? Как нам смотреть друг другу в глаза, как нам жить с этим?!

…

— Я призываю каждого сказать азербайджанцу: ты брат мой, мы живем на одной с тобой земле, в одних горах. Твоя боль — моя боль. Твоя скорбь — это моя скорбь. Иначе мы и сами не заметим того, как окажемся в пещерах, как дикари…

На обратном пути в Махачкалу на Аслана Дибирова было совершено покушение.

Его совершить было легко, он ездил с одним всего водителем и даже на небронированной машине. В Махачкалу вела только одна дорога, проложенная у самого побережья. Фары джипа (машина осталась от предыдущего министра, убегая, он бросил ее в аэропорту, и Аслан ездил на ней — не покупать же новую) высветили полицейский «уазик», и рядом с ним еще какую-то машину, белую. Полицейский — шагнул вперед, поднимая палочку, и тут водитель вдруг изо всех сил втопил газ. Восьмицилиндровый двигатель, рыкнув, бросил машину вперед…

— Что…

— Голову вниз!

Сзади замелькали вспышки, пули ударили по кузову, по заднему стеклу — но двигатель был не поврежден, и он гнал тяжелую машину вперед и вперед. Опытный водитель принял в этой ситуации максимально верное решение — не пытаться как-то противодействовать нападению, а втопить газ и максимально увеличить расстояние между собой и источником угрозы…

— Шайтаны…

— Что происходит, Абу?

— Белая «Приора». Вас украсть хотят.

«Лендкрузер» шел за сто, сзади появилось белое пятно, та самая «Приора».

— Они сзади!

— Вниз голову, вниз!

Аслан понял, что он дурак, когда отказывался от охраны. Водитель не может одновременно вести машину и стрелять — и тем самым он поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь водителя.

Но погоня закончилась так же быстро, как и началась: «Приора» с ее легкой подвеской то ли налетела на что-то на дороге, то ли просто водитель совершил какой-то ошибочный маневр — только она вылетела на встречку и с грохотом врезалась в идущий навстречу «КамАЗ». Аслан видел это только пару секунд — а потом все исчезло за очередным поворотом…

Кто это был — так и не узнали. Возможно, политические противники. Возможно, ваххабиты. Возможно, просочившаяся в республику диверсионная группа ИГ. Последних было немало, и прибывали они на Кавказ через Грузию, через военный аэродром под Тбилиси, где теперь была американская военная база…

Аслан остался жив чудом и впервые за все время работы пошел домой на ночь, переодеться и нормально поспать… хоть немного. Сменить одежду. А потом ему почти ночью по скайпу позвонила Лайма….

Лайма была в Киеве, она была спикером на каком-то там Конгрессе угнетенных народов. Аслан знал, что в число угнетенных включили и народы Дагестана, и ему это не нравилось. Не нравилось по принципиальным соображениям. Народы Дагестана, будучи в составе России, не были угнетенными. И сейчас прикидываться угнетенными значило начинать государственное строительство с большой лжи. А это все равно что строить дом на песке. Если прикидываться угнетенными и просить денег — значит, так навсегда и остаться попрошайками на подсосе у российского бюджета, причем попрошайками неблагодарными. Нигде незаработанные деньги не доводили до добра, и Дагестан был ярким тому примером — деньги из России мало доходили до людей, оседая кольцом вилл и дорогих новостроек в Махачкале. Даже на пенсиях умудрялись обманывать — не показывали смерть людей и получали за них пенсию. Если они пойдут по пути требования денег с России за угнетение, им никогда не выстроить равноправные, уважительные отношения. Но он понимал и то, что без денег из России в республике начнут умирать с голоду старики.