Даша скорым шагом пошла в баню, а я обследовать крышу ледника. Дверь в него тяжёлая, из толстых досок, на навесах, которые я видел в фильмах о крепостях. Над ней небольшая арка в виде слухового окна. Да, сундучок пролезет. Завтра же надо его сюда спрятать, бросить несколько щепоток пыли. Понадеяться, что пауки восстановят паутину.
— Даш, нужник при тебе строили? — мне показалось, что он не такой древний, как некоторые в Гнезде.
— Что-то такое помню из своего детства, но не могу сказать точно. Я заварила свежие листы малины и смородины, сейчас будем пить чай. Позвони домой….
Да, за заботами забыл совсем. Вера сказала, что папа и мама уехали в город к Никите. Взяли с собой компромат на Корчмарь. Можно сказать, берут в разработку Таисию. Поглядим, что это даст.
Даша принесла чугунный горшок с кипятком, в котором запашились листья кустарников. Чай и сухари вновь приглушили голод.
— Завтра сюда приедем, наварю сбитень. Паш, я тут подумала… не пискай больше на меня. НО, если это тебе приятно, я потерплю. — быстро добавила она.
— Я не буду делать ничего что тебе не приятно. Вот прямо среди этих стен, которые хранят тепло Захария, я тебе клянусь — ничего что тебе будет противно и больно.
— И в какайскую дырочку не надо.
— Если сама не попросишь, не буду. — погладил её по щеке, стирая дорожку влаги. — Здесь бы построить современный большой дом….
— Лучше… шесть маленьких…
— Лучше шесть средних домов, для моих жён и мамы…
— И твоих детей… Вдали от дороги…
— Если денег вырученных от продажи монет хватит, так и сделаем. В Гнезде будет мотель и музей, а тут мы будем отдыхать.
— Объясни мне что такое музей.
— Это дома или парки… сады, где посетители могут знакомиться с деятельностью человека, с его бытом, ремеслом, увлечениями… или прошлой жизнью на планете. Вот когда откроем там музей, то ты будешь просто жить там, растить моего ребёнка, прясть нить, ткать. А любознательные, как ты, любимая, люди зайдут в твой дом, посмотрят… и унесут частичку знания о быте староверов. Через несколько лет…, может десять… я повезу вас в другие города, покажу тамошние музеи.
— Но как же я буду жить и там, и тут? Люди должны будут видеть, как я кормлю грудью дочь?
— Не до такой степени открыто…. Это будет такая же работа, как и здешнем доме, только она будет начинаться часов в десять, и заканчиваться в пять-шесть… — мы и не заметили, что она сидит на моих коленях, я придерживаю её за талию. — А вот чтобы кормить ребёнка… тут кое-что нужно увеличить… в пять-шесть раз как минимум.
Сарафан лёг на изголовье кровати. Моя джинсовая рубашка рядом с ним. Когда я встал, чтобы снять штаны, Даша, громко смеясь, выбежала из дома. С эрегированным пенисом не очень-то побегаешь. Но и самочка не усердствовала в побеге. Косички её растрепались, банты выпали на траву, алыми завитушками украсив её.
Даша упала рядом с бантами, начала кататься по мураве, весело смеясь. Я упал рядом и вторил ей. Отсмеявшись мы посмотрели в глаза друг другу. Сдвинув прядь волос со лба Даши, поцеловал в ставшими алыми губы, перетянул её тельце на себя.