Я не мечтала стать телесценаристкой. Никогда, ни разу, учась здесь, в прославленных аудиториях одного из университетов Лиги плюща, я не говорила себе: «Знаешь что, Я? Я хочу писать для ТВ».

Знаете, кем я хотела быть?

Я хотела быть нобелевской лауреаткой, писательницей Тони Моррисон.

Это была моя мечта. Я мечтала об этом как сумасшедшая. Я мечтала и мечтала. И пока я мечтала, я жила в гостиной у сестры. Мечтатели часто оказываются на диванах в гостиных у родственников, да будет вам известно. В общем, жила я в этой гостиной, мечтала стать нобелевской лауреаткой, писательницей Тони Моррисон. И знаете что? Я не смогла стать нобелевской лауреаткой, писательницей Тони Моррисон. Потому что Тони Моррисон уже заняла это рабочее место и не собиралась его освобождать. Однажды я сидела в той гостиной и читала статью в «Нью-Йорк таймс», в которой говорилось, что поступить в киношколу Южно-Калифорнийского университета труднее, чем в юридическую школу Гарварда.

Я могла продолжать мечтать о том, чтобы стать Тони Моррисон. А могла заняться делом.

В киношколе я открыла для себя совершенно новый способ рассказывать истории. Способ, который мне подходил. Способ, который приносил мне радость. Способ, который щелкнул переключателем в моем мозгу и изменил мой способ ви́дения мира.

Прошли годы, и однажды я ужинала вместе с Тони Моррисон.

Она только и говорила, что об «Анатомии страсти».

Этого никогда бы не случилось, если бы я не перестала мечтать и не занялась собой.

Когда я в 1991 году окончила Дартмут, когда я сидела как раз там, где сидите вы, и смотрела на выступавшую Элизабет Доул, признаюсь, я вообще не понимала, что она такое говорит. Я даже не слышала ее. Не потому, что растерялась, не потому, что меня обуревали эмоции или что-то в этом роде. А потому, что у меня было жестокое похмелье. В общем, эпическое болезненное похмелье, потому что…

…и здесь я извиняюсь перед ректором Хэнлоном, потому что знаю, что вы стараетесь создать улучшенный и более ответственный Дартмут. Я аплодирую вам, я восхищаюсь вами, и это АБСОЛЮТНО необходимо…

Потому что накануне вечером я напилась в хлам. Причина, по которой я так напилась накануне вечером, причина, по которой я одну за другой опрокидывала «маргариты» в «Боунс-Гейт», заключалась в том, что я знала: после вручения дипломов я сниму шапочку и мантию, родители уложат мои вещи в багажник, и я уеду домой. Я, возможно, больше никогда не вернусь в Хановер. И даже если вернусь, это будет не важно, потому что все здесь будет иначе. Потому что я здесь больше не живу.

В день вручения дипломов я предавалась скорби.

Мои друзья праздновали. Они веселились. Такие взволнованные. Такие счастливые. Больше никакой учебы, никаких учебников, никаких сердитых взглядов преподавателей, э-ге-гей! А я им: вы что, черт возьми, смеетесь, что ли? У вас здесь есть все, что душеньке угодно! Бесплатный спортзал. Да в Манхэттене апартаменты меньше, чем моя студия в Северном Массачусетсе! Подумаешь, не было салона, чтобы уложить волосы! Зато здесь были все мои друзья. Я руководила собственной театральной труппой.