Когда я это пишу, у меня волосы на голове стоят дыбом, потому что я уже пару дней не причесывалась и на мне надета пижама, верх и низ которой не сочетаются. Даже ткань – и та разная. Штаны шелковистые, верх – трикотажный стрейч. На коленке дырка. Привет, Vogue. Ага, у меня есть рекламный агент.

Когда я обзавелась рекламным агентом, я сразу сказала ему и его команде, что мне никогда не приходилось заниматься никакой саморекламой. Все думали, что это шутка. А я не шутила.

Учитывая, что все окружающие знают, что я стеснительна и что явно некомфортно чувствую себя при знакомстве с новыми людьми, всем должно быть вроде как очевидно, что мысль выйти на сцену и выступать перед зрителями, становясь объектом внимания орды фотографов, должна вызывать у меня панику.

Понятно же, что это не самое любимое мое занятие, верно? Вам оно тоже не нравилось бы на моем месте, милые читатели, правда ведь?

Вот поэтому вы и не работаете в Голливуде.

В Голливуде принято считать, что любой человек будет в восторге от того, что прожектор бьет ему прямо в лицо, в то время как он восседает на толчке и все это транслируется по TV в реальном времени.

Я ведь шучу, правда? Нет, по-прежнему не шучу.

Серьезно. Думаю, представься такой шанс, многие в Голливуде ВЫСТРОИЛИСЬ БЫ В ОЧЕРЕДЬ, только бы ухватиться за такой шанс. Выстроились бы в очередь на кастинг для съемок с названием «Человек на толчке».

Почему? Зачем?

Ради публичности. Ради рекламной возможности.

«Кто знает, может быть, я потом смогу выпускать собственную линию толчков», – скажут они и тут же взгромоздятся на фарфоровый трон.

Когда мы с вами встретимся, давайте возьмемся за руки и оплачем человечество, ладно?

Пугающее существование людей, готовых при всем честном народе сидеть на толчке в этом городе, – вот причина, по которой мой рекламный агент Крис искренне теряется, когда я говорю, что ни в коем случае не хочу никакой публичности. Он говорит мне, что я обязательно передумаю.

Выражаясь словами величайшей певицы всех времен Уитни Хьюстон в величайшем в истории реалити-шоу «Быть Бобби Брауном», к черту слово «нет».

Даже если бы я была Бейонсе, даже если бы я проснулась такой, как она, я все равно предпочла бы оставаться в тени. Я все равно хотела бы тихонько кропать сценарии в закутке, где меня никто не видит. Мне никогда не надо было, чтобы кто-то на меня смотрел. Когда на меня смотрят, я нервничаю.

Когда ABC требует от меня публичных выступлений, я часто чувствую себя (и, увы, выгляжу) как мать Бемби прямо перед тем, как ее застрелит охотник. Голова вздернута, уши насторожены, глаза вытаращены, вся такая перепуганная…

Не слишком привлекательный образ.

В Дартмуте я участвовала в нескольких пьесах студенческого любительского театра под названием BUTA. Мне нравилось. Я даже вроде как наслаждалась. Даже выглядела довольно достойно. Получала комплименты. Но это была не я. Мне никогда не приходилось выходить на сцену перед аудиторией как Шонде Раймс. Мои собственные слова и мысли не требовались. Я просто проговаривала то, что велели мне говорить Нтозейк Шейнг, Джордж К. Вольфе или Шекспир. Никто не смотрел на