Стала на сто двадцать семь фунтов стройнее.

Стала на несколько неприятных людей легче.

Ближе к своей семье.

Лучше как мать.

Лучше как друг.

Счастливее как начальница.

Сильнее как лидер.

Креативнее как писатель.

Честнее как человек – и с собой, и со всеми остальными в моей жизни. Более склонная к приключениям. Более открытая. Более смелая. И более добрая. К другим. Но и к себе тоже. Я больше не терплю жестокости, с которой прежде обращалась сама с собой.

Дверь кладовки распахнута. Я вышла из нее, чтобы быть среди живых.

Карабкаться на очередную гору.

Искать очередную панораму.

Развешивать на стенах одну картину за другой.

Мне в лицо дует теплым воздухом фен. Из колонок на потолке гремит Бейонсе. Джеймс меня фотографирует. Вся его команда собралась вокруг, все глаза следят за каждым моим движением. Они поглядывают на меня, корректируя свет. Корректируя фокус. Я слишком занята выплясыванием, чтобы стесняться.

Один жест Джеймса – и внезапно один из его шкафоподобных парней оказывается рядом со мной. Ставит на пол другой ящик из-под яблок, побольше размером. Протягивает руку и помогает мне, когда я на него взбираюсь. Я смотрю на Джеймса. Он жестом показывает, чтобы на время приглушили громкость музыки. Потом дает мне указания, как встать в позу.

– Шаг вперед. Поверните голову, чуть-чуть. Кстати, я не хочу, чтобы вы выглядели скованной или словно вам не нравится… Вот, так очень хорошо… Но ощущаете ли вы теплый воздух на лице? Мне нужно, чтобы вы постоянно его ощущали.

Я киваю.

Джеймс указывает на кого-то пальцем, Бейонсе возвращается, он делает снимок за снимком, и я танцую. Я «без ума от любви», а потом «пьяна любовью», а потом «правлю миром»[60]. И пока я это делаю, пока я выплясываю, я смотрю на всех сверху вниз со своего места на вершине маленького холмика из яблочных ящиков. Кэти там, внизу, пляшет вместе со мной, и все улыбаются, и вся студия – сплошная волна энергии. Я поднимаю руки, запускаю пальцы в волосы и поворачиваюсь, подставляя лицо теплу и свету.

«Я на своей собственной горе, стою под своим собственным солнцем», – думаю я про себя.

Джеймс придвигается, фотографируя мое лицо крупным планом, как раз когда я взрываюсь хохотом при этой мысли.

И Джеймс и ребята вокруг отвечают мне смехом. Камера не переставая снимает. Королева Бей не перестает петь.

Джеймс улыбается, бросает взгляд на монитор.

– Ты прекрасна! – кричит он мне.

Ты прекрасна.

Джеймс заявляет это как всем известный факт. Он выкрикивает это в голос. И потому я решаю не перечить ему. Я решаю верить ему. Джеймс – явно не дурак. Джеймс знает, о чем говорит.

– Да, – шепчу я себе, – я прекрасна.

Джеймс смотрит на меня.

– Ты еще на что-то способна?

Я широко улыбаюсь.

– ДА!

Джеймс тут же поднимает камеру, снова включает, делая одно фото за другим.

– Продолжай танцевать, – командует он. – Ты не поверишь, что я сейчас вижу!

И я выплясываю. Я выплясываю на своей горе, под своим солнцем, словно от этого зависит моя жизнь. Потому что так и есть.

И Джеймс не прав, когда говорит, что я не поверю. Потому что, когда я потом вижу эти фото, я абсолютно и полностью верю в то, что вижу. Пусть женщина, которую я вижу, мне в новинку, но я хорошо ее знаю. Она мне нравится. Мне нравится, кто она. Мне нравится, кем она становится.