Эйвери просит у меня прощения, догадался Десмонд. Между ними существовала какая-то глубинная связь, но он ничего не помнил, – ощущение не из приятных.

Десмонд взглянул на девушку, все еще не в силах что-либо сказать.

– Другого способа вытащить тебя с корабля не было, – повторила она. – Как и добраться до этого места, до лекарства. Я могла проиграть, но я пошла на риск ради тебя и ради выполнения задания. Скажи, что ты понял. Пожалуйста.

Тишину нарушил кашель – приглушенный, болезненный звук. Не навязчивый и досаждающий, а предсмертный, словно набат, напоминающий, что время вот-вот истечет.

– Да, я все понимаю, Эйвери.

Блондинка не улыбнулась. Она отвела глаза в сторону, как будто ответ показался ей неискренним.

Десмонд и не собирался прощать, он все еще не мог полностью довериться Эйвери. Тем более в настоящий момент его мысли занимала Пейтон. Нельзя было медлить ни секунды.

– Среди нас есть те, кому оно требуется.

Десмонд отпер замок соседнего контейнера и со скрежетом открыл железную дверь. Пейтон лежала на полу, щурясь на яркий солнечный свет. Она с большим трудом села.

Десмонд передал Эйвери автоматический шприц, вошел внутрь, сгреб женщину в охапку, как тряпичную куклу, и вынес наружу. Доктор была измотана длительным перелетом, голод и болезнь медленно подтачивали ее здоровье.

В ярком свете, падающем сквозь окна на потолке склада, Десмонд усадил Пейтон на бетонный пол и взял ее лицо в ладони. Взгляд женщины осоловел, волосы намокли от пота – либо от лихорадки, либо от жаркого австралийского солнца.

Эйвери закатала рукав Пейтон и приложила инъектор к обнаженной руке, но Десмонд остановил ее и сам взял устройство. Ему хотелось ввести противоядие лично. Только сейчас он осознал, как много это значило для него и почему. Двадцать лет назад они провели вместе самые важные годы его – и, возможно, ее – жизни. До встречи с Пейтон Десмонд не подозревал о глубине ран, оставленных детством. Он был сломлен и отчаялся когда-либо оправиться. Десмонд ушел, считая, что таким образом спасает Пейтон, возвращает ей ту жизнь, которую она заслужила. Теперь он понял, что был не прав.

Он поднес инъектор к плечу Пейтон и нажал на спуск.

Хлопок и легкий укол привлекли ее внимание. Она посмотрела сначала на Десмонда, потом на Эйвери и, наконец, на автоматический шприц в его руках.

– Привет, – сказал Десмонд.

Пейтон улыбнулась.

– Привет.

Повсюду была смерть. Уже мертвые и еще умирающие люди рядами лежали на раскладушках и одеялах на игровом поле спортарены «Джорджия». Вонь стояла непереносимая. Эллиот дважды подавлял рвотный рефлекс, прежде чем немного обвыкся. Он шел вдоль рядов, держа знак над головой, надеясь увидеть лицо жены или услышать ее голос. С каждым шагом усиливался страх: преследовала мысль, что вот-вот обнаружит Роуз мертвой.

Эллиот всю жизнь проработал в полевых больницах, лечил жертв эпидемий, таких же бедолаг, что сейчас лежали вокруг. Но этот опыт не подготовил его к ситуации, в которой он теперь оказался, – к роли родственника инфицированного человека, лишаемого жизни вирусом. Навалилась беспомощность, по щекам потекли слезы. Вскоре откроется правда – погубил ли патоген Х1-Мандера его жену, самую родную душу на свете. Эллиот страшился этой новости и в то же время жаждал узнать ее. Жива ли она и страдает – или почила с миром? Неопределенность терзала сердце.