– Товарищ генерал-полковник! Я все-таки офицер…

Продолжить ему не дали, потому что начальник Главка сделал вид, что не расслышал, и самым дружелюбным тоном поинтересовался:

– Кто-кто? Офицер? Где офицер? – Он огляделся вокруг, заглянул под стол и с самым сокрушенным видом развел руками: – Нет офицера! – И, ткнув в сторону Гурова пальцем, тут же загромыхал, найдя новую тему: – Это не офицер! Это чмо с битой мордой! Это истеричная баба перед месячными! Ты мне что говорил? Я не хочу быть генералом, чтобы не отвечать за чужие ошибки. Тогда не совершай собственные, чтобы нам с Орловым за них не отвечать!

– Ну и мордовали бы меня. Орлова-то за что? – огрызнулся Лев.

– И давно ты у нас Господь Бог, что над тобой никакого начальства нет? – язвительно поинтересовался Щербаков. – Он твой непосредственный начальник, он за тебя отвечает, я – за него, за меня – министр, но и над ним начальство есть. И министру тоже неслабо досталось! Так что до тебя уже, можно сказать, мелкая рябь дошла, а шторм далеко прогремел, – уже спокойнее сказал он и вздохнул.

– Товарищ генерал-полковник, я могу идти собирать вещи?

– Не придется, – устало ответил тот. – Ты Поповой в ноги поклонись и впредь молись на нее как на икону. Она с нашим министром в голос спорила, билась за тебя как за родного. Один бы я тебя не отстоял. И летел бы ты сейчас, обгоняя собственный визг, к ч‑ч‑чертовой матери, да не в отставку, а по статье, со всеми вытекающими!

– Какая Попова? – мгновенно онемевшими губами еле выговорил Лев.

У него в душе теплилась крошечная, крохотулечная, призрачная надежда, что вдруг это все-таки… Но это надежда с треском и грохотом рухнула, когда он услышал:

– Как какая? Дочка Попова, которого Болотиной хватило ума не назвать. Семейную династию продолжила, тоже в ФСБ служит и уже в звании отца догнала. Цены девчонке нет. Если так и дальше пойдет, то, глядишь, и перегонит родителя.

Поняв, что он натворил, Гуров обмер и проклял себя самым страшным проклятьем, но исправить ничего было уже нельзя.

– А теперь по делу, – продолжил Щербаков. – Скоро приедет человек, которому ты отдашь все документы Болотина. И, не дай бог, если там хоть одна бумажка пропала! Все дела, связанные с Ольшевским, закрыть! С розыска всех снять! По Парамонову, который в Болотина стрелял, закончит Крячко. А ты вали куда-нибудь до конца недели, чтобы я твою битую рожу здесь не видел! А самое главное, упаси тебя бог еще хоть раз сунуться к Ольшевскому или Болотиной. Тебя просто убьют, и лично я своими руками закрою это дело как твое самоубийство. Потому что по факту оно таковым и будет – тебя предупредили, а ты попер на минное поле и подорвался. Забудь эти имена и никогда не вспоминай. А теперь вон отсюда!

Гуров вышел в приемную, где его встретил обеспокоенный Крячко – крик Щербакова доносился даже туда. Спеша за быстро шагавшим Львом, Стас расспрашивал его, что случилось, а Гуров только отмахивался – потом, мол. Петр уже чувствовал себя получше, во всяком случае, он сидел в кабинете за столом и даже работал, когда пришли Лев и Стас.