— Если бы Самира отравилась ядом, то и тогда Дарион указал бы отравительницу?

— Да.

— А сейчас, если бы удалась их диверсия с Максом, но не его покушение на других архивампиров, то и новый бы план придумал. Только вот, он же и сам вампир…

— Верно. Но свою смерть Дарион посчитал достойной платой за избавление мира от таких же тварей, как он сам. Тем более ему было обещано перерождение в том же мире, куда попала душа возлюбленной.

— И он правда там переродится?

— Бог обязан сдержать слово, но кто сказал, что Дарион в новом перерождении будет человеком?

— Жестоко…

— Заслуженно. Ты была пешкой, которую легко обвели вокруг пальца и использовали. Но все могло быть иначе. Ты можешь любить и быть любимой. Вы с Максимилианом можете быть счастливы.

— Только с ним? — усмехнулась я, но на самом деле никого другого я рядом видеть не хотела.

Как-то уже сроднилась с мыслью, что Макс мой муж.

— Тебе решать, — усмехнулась богиня, снова бесцеремонно прочитав мои мысли. — А теперь иди. Мой дар ты получила.

— Но…

Она толкнула меня в чернильный туман.

Я открыла веки. Полумрак в красных тонах не слепил, наоборот, мягко укрывал пространство, плавно давая привыкнуть к сумеркам пещеры. Сделала вдох и замерла, теплая волна разлилась по телу. Макс бережно массировал мне ноги, согревая.

— Очнулась, — выдохнул он, заметив мое пробуждение.

В его голосе переплелись радость и облегчение, надежда и благодарность. Муж застыл у моих ног, не пытаясь ни убрать рук, ни, наоборот, сократить дистанцию. Но как же Максимиллиан смотрел!

— Прости, — хрипло прошептал он. — Прости меня…

В темных глазах затерялась вселенная, закружилась в хороводе чувств и выплеснулась нежной рекой, маня за собой, предлагая стать моей.

Я завороженно наблюдала за Максом, вдруг оробев и потеряв дар речи.

Что говорить? О заговоре? О том, как мы спаслись, или о том, что сделала Богиня Тьмы?

— Прости меня, — снова произнес муж. — Прости, что не уберег и почти потерял тебя. Я виноват, что не увидел угрозы, вовремя не понял, прости меня, Надин.

Сожаление и искреннее огорчение Макса эхом отозвались в моей душе. Я ведь тоже не распознала в сыне предателя, способного выкинуть мать из отчего дома. Выкинуть и забыть, как о ненужной вещи.

Ранят всегда те, кто ближе. До надсадного крика, до боли, что выворачивает нутро. Как понять, что люди, которым ты распахнул душу, не плюнут в нее? Винить в этом Макса сложно.

— Не вини себя в том, что они натворили. — Приподнимаясь на локтях, произнесла я.

И с удивлением отметила, что камня не чувствую. Понимаю, что лежу на нем, но тьма мягкой периной скользила по его поверхности, не давая мне ощутить дискомфорт.

— Ты не мог знать, что у них на уме. Или предполагать, что Дарион, с которым ты рос, — предаст тебя.

— Мог бы, ведь потеря его родителей косвенно вина моего отца.

— Косвенно?

— Было совершено две атаки. Первая унесла жизнь моей матери, вторая ее окружения. Отец говорил, что не успел…

А богиня сказала, что это прошлый князь уничтожил в ярости тех, кто должен был беречь его пару. Видимо, сыну сказал, что не успел. Или не сыну, а кому-то доверенному. Вот Дарион и узнал правду. И возненавидел Макса, а заодно и всех князей. Сколько живет архивампир после утраты своей пары?