– Да, общаюсь, – сухо отвечает он, по-прежнему держа меня за талию.
– Расскажи мне правду о маме. Я не верю, что она могла тебя бросить, – мои губы дрожат, когда я прикасаюсь костяшками пальцев к его скулам. – Я хочу знать о ней, Джаред. Как она оказалась здесь?
– Мэл. Нечего рассказывать, – Джаред сглатывает, но ни один мускул на лице не выдает его напряжения. – Ты просто должна мне поверить. Это ее вещи.
– Но почему ты не хочешь рассказать мне… – я начинаю снова ощущать стену между нами.
– Ты же не рассказала мне о своем… отчиме. Есть вещи, о которых вспоминать не хочется, melegim.
Мой взгляд упирается в грудь Джареда. Сдерживаю слезы, не понимая, откуда он знает.
– Ты ВСЕ знаешь? – тихо спрашиваю я, имея в виду и то, что я лежала в психиатрической больнице. Есть только один человек, который мог рассказать ему об этом. Саманте здорово достанется, когда она вернется с островов.
– Она просто переживала за тебя, Мэл, – Джаред словно прочитал мои мысли о Сэм. – Мне действительно жаль, что я не знал раньше. Моя вина… Я никогда не давал тебе возможности высказаться. Прости меня, Мэл. Или ты уже простила?
– С чего ты взял?
– Разве ты бы стала делать эту татуировку, если бы по-прежнему меня ненавидела? – Джаред проводит пальцем по моему ребру. Черт. Как я могла забыть?
– Она мне нравится. Мое имя на твоем теле. Этого я и хотел, Лана. Моя девочка.
– Я сделала ее, потому что… хотела что-нибудь почувствовать, Джаред. Одно из самых болезненных мест. Я была такой опустошенной, после…
– Я чувствовал то же самое, без тебя.
Тепло разливается по моему телу, и я понимаю, что не смогу… не смогу сделать то, что задумала. Я проснусь с ним завтра. Вместе. И это будет лучшее утро в его жизни, и самая сладкая ночь.
– Мэл, но если ты думаешь, что я бы не сделал этого снова, то ты ошибаешься. Я такой, каким ты меня видела там, в Анмаре. Это неотъемлемая часть меня, Мэл, и она никогда не позволит мне стать тем, кого ты хотела бы видеть рядом с собой. Ты никогда этого не изменишь. Как и не изменишь того, что я люблю тебя.
Слова Джареда приводят меня в оцепенение, задевают за живое. Он напрямую заявил мне, что считает свои «воспитательные меры» – нормальными, а я все еще стою и таю в его руках, словно готова мириться с этим.
Что ж, Джаред Саадат. Завтра ты поймешь, и почувствуешь себя еще более опустошенным чем я. Забудьте о том, о чем я думала две минуты назад. Пощады не будет. Он потеряет меня навсегда.
Но сейчас я допью свой последний глоточек счастья…
– Хочу посмотреть снова, – Джаред задирает мою футболку, и я немного смущаюсь, потому что под ней у меня совсем нет одежды. Джаред только усмехается, глядя на то, как я закусываю губы и краснею.
– Ты удивительная, Мэл. После того, что вытворяла в душе, краснеть умудряешься, – Джаред обхватывает мою талию одной рукой, другой задирает футболку до груди, и гладит надпись на моем теле. Nemir abaid – именно это высечено у меня под сердцем.
– Sauf uchbirik fee wakten mah kaif gahiarti Haiati[58], – слова будто сами срываются с его губ.
– Ты мою тоже, (на арабском), – я чувствую на губах привкус горечи. Нет… не расскажу, и он не расскажет. Мы больше никогда не увидимся, Джаред.