– Три бокала шампанского, пожалуйста, – попросил Жюль.
– Конечно, мистер Брайт, – сказала стройная белая женщина, работавшая барменшей.
Она была не первой, кто называл Беттингера фамилией жены, но гордый муж лишь вежливо улыбался и не пытался исправить ошибку.
Три изысканных бокала были изящно расставлены на серебряной скатерти и наполнены шампанским.
– Благодарю вас, – сказал детектив, оставив на столике банкноту.
– Сэр… вам не нужно давать на чай.
– Мистер Брайт – ужасный транжира.
Жюль взял три бокала с шампанским и отвернулся от стола. Доходы от второй выставки существенно превзошли годовой заработок детектива, и хотя они с женой не считали себя богатыми людьми, могли теперь позволить себе недоступную прежде роскошь.
С бокалами пузырящейся жидкости в руках Беттингер подошел к Давиду Рубинштейну и Алиссе. Сорокасемилетняя женщина была в зеленом платье с единственной бретелькой, с ослепительной улыбкой на лице и в очках, одна из линз которых была черной. За ее обнаженным левым плечом висела картина со смутным демоническим лицом, написанным переливающимися красками и рассеченным при помощи канцелярского ножа.
Детектив протянул бокалы жене и древнему владельцу галереи.
– Я с нетерпением жду еще одну очень успешную выставку, – заговорил он.
– Надеюсь, что так и будет, – сказала художница.
– Совершенно точно будет.
– Слушайте мужа, моя дорогая, или я попрошу его надеть на вас намордник, – заметил Давид Рубинштейн, чьи манеры и сексуальные предпочтения можно было описать одним трехбуквенным словом. – Если только он уже этого не делал…
– Я – авторитетное лицо, – отозвался Беттингер.
Старик со слезящимися глазами, живущий в груди Алиссы, захихикал.
На свете не существовало звуков, которыми детектив наслаждался бы больше, чем этим чудовищным смехом своей жены.
– За третью и самую успешную выставку Алиссы Брайт, – сказал Беттингер, поднимая бокал.
Художница кивнула.
– Согласна.
Зазвенел хрусталь, и все трое сделали по глотку шампанского.
В кармане Жюля ожил сотовый телефон, но он не стал отвечать, предоставив сработать голосовой почте.
Две азиатки – вероятно, журналистки или просто почитатели таланта Алиссы, а может, и то, и другое вместе – подошли к художнице, и Беттингер, взяв пустой бокал жены, отошел в сторону, чтобы не мешать беседе. Сегодня был ее вечер.
В зал тем временем входили люди с громкими голосами, в эксклюзивных свитерах, пахнущие очень дорогой туалетной водой. Беттингер вернул бокалы в бар и нашел тихий уголок. Там он вытащил сотовый телефон и посмотрел на дисплей, на котором высветилось имя Доминика Уильямса. Детектив не разговаривал с великаном-полицейским со дня метели.
Недовольный Жюль поднес трубку к уху, чтобы выслушать сообщение.
– Это Доминик. Мы разобрались с делом Элейн Джеймс, если тебе интересно знать.
На этом сообщение заканчивалось.
Детектив не раз размышлял о том брошенном деле, и, хотя ему совсем не хотелось говорить с бывшим напарником, он решил, что один короткий телефонный звонок позволит ему навсегда выкинуть ненавистную историю из головы.
– Господи Иисусе!