В ночь после выкупа Ольги и Ондрея Малыги русский лагерь долго не мог угомониться. Ондрея и Ольгу, ее детей, Угара, Неждана поздравляли все знакомые и незнакомые. Появились чары с медом, пили за здоровье освобожденных невольников, за Ефрема и его удачу в делах.

Уехать из византийской столицы на рассвете, как собирались, не удалось.

В ночь перед отплытием с подворья святого Мамы сбежало несколько гребцов и воинов из Онфимова каравана. Такие случаи бывали и раньше, и потому купцы велели кметам доглядывать в эту ночь особенно тщательно.

Наказ оказался невыполненным: вместе с беглецами скрылись три стража.

Ушли те из наемников, на которых висели самые тяжелые долги богатым гостям. Отрабатывать эти долги было очень трудно, и должники решили порвать свои цепи одним ударом.

Искать «утеклецов» поручили Лютобору с несколькими надежными людьми.

Задача была трудная: предстояло обойти царьградские пригороды, а они раскинулись на обширном пространстве от Золотого Рога до Пропонтиды. И вряд ли найдутся сбежавшие: вероятно, они заранее подготовили себе надежные убежища.

– Дураки, право слово, безмозглые дураки! – бормотал кормчий Хрисанф, провожая поисковый отряд.

– Почему дураки, деду? – вскинулся любопытный Митяй.

– А потому дураки, что не понимают: хрен редьки не слаще. Они думают, тут им будет привольное житье. Как бы не так! Здешние богачи закабалят их не хуже наших – новеградских, киевских и прочих. И еще потому они дураки, что долги их все равно не порушатся – жены и дети будут их отрабатывать…

К Ефрему робко подошел Неждан. Его круглое веснушчатое лицо пылало от смущения.

– Что тебе, парень? – ласково подбодрил его новгородец, любивший Неждана за веселый, милый нрав, за всегдашнюю услужливость, за ту незабываемую услугу, когда он вместе с Зорей спас Митяя от гибели на охоте.

– Ты, господине, заплатил своим воям по гривне серебра за послуги, чуть слышно заговорил Неждан. – Я, правда, за одни харчи рядился к тебе, но, может, ты и мне гривну дашь?

– Эвося? – На лице Ефрема выразилось веселое удивление. – А зачем тебе гривна серебра? Ведь батька твой на Подоле хороший нажиток имеет.

– Видишь ли, гуляя по городу, заглядывал я в лавки книжных списателей каллиграфов, по-здешнему. И узрели мы там с Зорей одну псалтырь, ах, хороша! Вот бы такую моему дяде, иноку Геронтию, подарить. Я ему обещал книгу из Царьграда привезти. Только за нее две номисмы просят, а по-нашему гривну серебра.

Любуясь разгоряченным лицом Неждана, купец сказал:

– А что же ты раньше молчал? Кабы не эти беглецы, мы бы уже морем плыли.

– Не о том я думал, господине. У меня только и было в мыслях, как помочь Светлане с Зорькой.

Купец в полной мере оценил благородство поведения Неждана. Давая парню деньги, он дружески пошутил:

– Может, добавить на убрус для Светланы?

Но тут лицо парня загорелось таким пожаром, что новгородец милосердно перевел разговор на другое:

– А что, псалтырь-то по-славянскому написана?

– Нет, по-ихнему, по-гречески, да отец Геронтий разберется.

И вот псалтырь, красиво переписанный минускулом,