– Вот свези Стоюну, как поедешь рыбалить.

Любопытный парень расковырял дырку в рогоже и увидел, что внутри сеть.

– Ой, батя, – в восторге воскликнул он, – какой ты добрый!

– Ладно, ладно, – улыбнувшись, ответил Пересвет, – ему теперь каждая резана дорога, а в эту сеть все лишняя рыба попадет.

– Батя, – просительно заговорил Неждан, – зачем до воскресенья откладывать? Можно, я сей час свезу? Сам говоришь, каждая резана…

– Ладно, поезжай, – согласился отец.

Через час Неждан был в доме рыбака. Развернув рогожу, Стоюн ахнул от восхищения: он держал в руках великолепную трехстенку,[67] локтей[68] триста длиной.

Чтобы купить такую, он должен был бы проработать три-четыре месяца, и при том вся семья сидела бы впроголодь.

«Доброе дело само таит в себе награду, – подумал Стоюн. – Не спаси Зорька Нежданку, и не было бы этого…»

Он обратился к гостю и взволнованно сказал:

– Передай же ты от меня отцу земный поклон и вечную мою благодарность!

И он склонился перед парнем, коснувшись пальцами правой руки земли.

А тот, смутившись, ответил невпопад:

– Дядя Стоюн, можно, я помогу Светланке огород полить?

С этих пор дела Стоюна резко пошли на поправку: ведь таких сетей, как подаренная ему оружейником, во все Черторые было еще только две-три у самых зажиточных рыбаков. Уплатив годовой оброк князю, Стоюн возил теперь в Угорское, а то и в самый Киев осетров, стерлядей, сазанов, широких круглых, лещей.

Другим обитателям Черторыя тоже стало жить полегче: на огородах поспели репа, морковь, капуста, в лесу набрали на целую зиму грибов. Подошла пора убирать рожь, пшеницу, но хлебопашцы смотрели на свои нивы с грустью: они знали, что большая часть урожая опять уйдет в княжеские закрома.

На следующий день после того, как у них побывал новгородский гость, Зоря отправился к Геронтию и принес ему радостную весть о матери. Инок прочитал молитву о путешествующих, страждущих и плененных и заставил парня заучить ее наизусть.

– Каждодневно будешь говорить во время утренней и вечерней молитвы, строго приказал монах.

– Буду, отче святый! – обещал Зоря и тут же рассказал старику, что думает написать матери письмо.

Отец Геронтий это намерение вполне одобрил, но усомнился в том, что ученик сможет его выполнить. Читал Зоря хорошо, но в искусстве письма ушел недалеко. Ведь он царапал буквы стилосом на бересте, а писать чернилами на пергаменте ему еще не доводилось. Этот материал был очень дорог: он выделывался из тонких шкурок телят, ягнят или козлят.

– Ладно, чадо, я сам напишу письмо твоей матушке, – сказал монах и поднял руку, чтобы оградить себя от бурных благодарностей Зори.

И письмо было написано. Большое письмо, где подробно рассказывалось обо всем, что случилось в семье после пленения Ольги.

Письмо заканчивалось уверениями в вечной любви и обещаниями мужа и детей выкупить Ольгу из плена, для чего они положат все свои силы, все свое умение и старание. И Зоря от всей души поставил под этим письмом свою подпись.

Отец Геронтий свернул письмо в трубочку, вложил в берестяный футляр, искусно сделанный Зорей, и запечатал монастырской печатью, которую выпросил у игумена Симеона.