Зоря и Неждан молчали. Они невольно прониклись чувством уважения к боярскому сыну. Но Неждану жаль было Родиона. Сам он с малых лет бывал у дяди и насмотрелся на монастырскую жизнь. Неждан знал, что она совсем не такова, как ее представлял себе Родион. Однако, не желая разочаровывать нового друга, сын оружейника сказал:

– Коли намерен ты в монахи постричься, идем с нами. У меня родной дядя – инок Георгиевской обители. Мы с Зорей у него грамоте учимся. Может, он тебе пособит.

Родион обрадовался:

– Вы учитесь грамоте? А можно мне с вами? Я много знаю из писания, но только по памяти, а хотел бы сам читать священные слова.

Неждан усмехнулся про себя и подумал: «Вот еще любитель грамоты нашелся. Пожалуй, дядя меня отпустит, хватит с него двух учеников».

Вслух он сказал:

– Дядя – старик добрый, всякому рад услужить.

Ворота в это время открылись, и толпа ожидавших ринулась в город. Переждав сутолоку, трое юношей пошли в монастырь. Родион оказался приятным собеседником. Как и его новые друзья, он любил городки и лапту. В этих играх все участники были равны: побеждала ловкость, а не богатство и знатность.

Отец Геронтий встретил ранних посетителей приветливо. Узнав от племянника, кто такой Родион, монах накормил голодного юношу и приказал ему снять вериги, чтобы зажили раны. Геронтий смазал их лампадным маслом.

– Зачем ты носишь эту цепь? – спросил у Родиона старец.

Юноша признался:

– Надел я ее, чтобы легче в монастырь попасть. Увидит настоятель, как я плоть свою умерщвляю, и более снисходителен будет к моему прошению.

Даже строгий Геронтий улыбнулся этому наивному признанию.

«Глупый отрок, – подумал он. – Сколь мало ведома ему жизнь, коли думает он таким подвижничеством склонить к себе сердце нашего игумена Симеона».

– Я постараюсь, – сказал монах, – чтобы тебя и без этого самоистязания приняли в нашу обитель.

Родион низко поклонился отцу Геронтию.

Зоря с нетерпением ждал, когда начнется урок. И он поспешно, с большой гордостью, выложил учителю все свои знания, повторил выученные буквы и даже написал стилосом на бересте слова, которые ему удалось сложить.

Наставник был поражен.

– Ах, сколь утешно видеть такое непритворное рвение к науке! – воскликнул он. – Великих успехов жду от тебя, чадо!

Зато Неждан огорчил дядю. Отвечая урок, он спотыкался, как ленивая лошадь, везущая тяжелый воз. А когда Геронтий принялся бранить его за нерадивость, парень взмолился:

– Освободи ты меня, дядя, от этой маеты! Смотрю я на проклятые крючки, и все будто ладно. Отвел глаза, а они из головы вылетели, как век там не бывали. Не способен я к книжному учению, хоть убей. Да и не манит оно меня совсем. Уж если сказать по правде, просился я только ради Зорьки, это он меня уговорил.

Неждан смущенно умолк.

Старик покачал головой.

– За откровенность хвалю. Правдивая речь всегда меня радует, даже если не по нутру она мне. И вижу: родной ты мне по крови, да не родной по духу. Вот кто мне родной по духу! – И он ласково положил руку на темные кудри Зори, багрово покрасневшего от радостного волнения. – Что ж с тобой делать, Василий? Будь по-твоему. Видно, не дозрел ты до книжного ученья, большая для него сила духа нужна. Недаром сказано мудрыми людьми: «Корень учения горек, а плоды его сладки». До плодов-то еще далеко, а корня ты попробовал, и он отбил у тебя охоту.