Я всегда получал удовольствие от своей работы. Как юрист, я гордился проведением сложных сделок и их виртуозным изложением в контрактах. Как руководитель, я любил то, с какой креативностью и точностью нужно подходить к разработке и внедрению стратегий, волнение и трепет переговоров, возможность быть частью команды, нацеленной на великие дела.

Однако чего-то мне не хватало.

Я видел мир бизнеса и финансов как своего рода игру. Я мог играть в эту игру, но ощущал и ограничения корпоративной жизни. Я понимал, что, в конце концов, речь идет о продуктах, прибыли, долях рынка и конкуренции. Все это важно, и я об этом знал. На всем этом я сделал карьеру. Но я чувствовал, что эти приоритеты ставили под удар индивидуальность и смысл. Среди корпоративных требований легко потерять себя, почувствовать, что мы подчинены силам, которые могут не совпадать с нашими личными надеждами и приоритетами или с тем, как мы хотим выражать себя в своей жизни.

Я работал на блестящих руководителей – Стива Джобса, Эфи Арази – и некоторых прекрасных клиентов, когда был адвокатом. Я не мог бы просить о большем, но все же я работал у них в подчинении. Теперь я начинал задумываться, как можно почувствовать себя, расправив собственные крылья.

После выхода «Истории игрушек-2», третьего фильма Pixar, я поймал себя на том, что много думаю об этом. Я часто думал о сюжете из истории моей собственной семьи, произошедшей в 1974 году, когда я, четырнадцатилетний мальчик, жил в Лондоне. На одной из своих первых работ я был посудомойщиком в буфете, которым владела моя бабушка. Моей задачей было собирать посуду со стоек – места для столов там не было – и загружать их в маленькую посудомоечную машину, которая каждый раз, как я открывал ее, обдавала меня обжигающим паром. За свои труды я получал несколько шиллингов и право сидеть за стойкой за обедом, глядя в окно, наблюдая за равномерным потоком прохожих, направляющихся по своим делам.

Истоки этого буфета крепко держат меня. Моя бабушка Роуз родилась в Лондоне в 1914 году, она была старшей дочерью из пяти детей в семье еврейских эмигрантов из России. Она была миниатюрной, с золотисто-каштановыми волосами, красивым лицом и глубокими голубыми глазами. Отец Роуз Сэм, мой прадед, был портным. Семья всеми силами собирала лучший фарфор и утонченную одежду, они верили в хорошие манеры и подобающий этикет. Роуз росла, чтобы стать настоящей Англичанкой. Ее дом был безупречно аккуратным, она всегда была безукоризненно одета, и если бы вы нанесли ей визит, она за пару минут сервировала бы вам стол с бисквитами и лучшим британским фарфором. Большую часть своей взрослой жизни Роуз провела в заботах о доме и семье.

Однако, будучи в возрасте за пятьдесят, Роуз потеряла покой. Она и мой дед Мик, который отошел от дел в своем бизнесе, искали источник дополнительного дохода. Никто бы никогда не подумал, что Роуз может встать на дыбы по этой причине.

– Мы откроем буфет, – объявила она однажды моему деду.

– Ты в своем уме? – пренебрежительно ответил дед.

Оказалось, так оно и было.