Если бы не тот рисунок, сделанный когда-то в расположении русских партизан легендарным Денисом Давыдовым, ставший их семейной реликвией, Вениамин никогда бы, даже мысленно, не смог бы себе представить главу их казачьего рода. Вот почему был он бесконечно благодарен матери, сохранившей этот драгоценный штриховой набросок, по которому теперь можно было представить запорошенный снегом лес, каким он был под Москвой в лихом от горя и бед восемьсот двенадцатом году, вырванное при артиллерийской перестрелке с корнем дерево, перегородившее дорогу, и казака с длинной саблей на боку, державшего под уздцы оседланного коня.
Если бы не этот казак, их рода могло и не быть. А сейчас они ничем не хуже других, тем более что теперь их не четверо, а пятеро. Пятым Якушевым стал его младший брат Юрка, появившийся на белый свет уже после гибели дяди Павла. Тогда наступило время, когда Венькина мать на глазах у всех стала толстеть и жаловаться отцу, что все платья ей малы. Отец как-то осчастливленно улыбался и молчал при этом. А Венька однажды вернулся очень возбужденным с улицы, опоздав на обед, чем вызвал недовольство родителя.
— Опять ты прошлялся со своими босяками! — проворчал неодобрительно Александр Сергеевич. — Суп с клецками уже остыл.
Не обратив никакого внимания на отцовскую реплику, сын, едва успев отдышаться, выпалил:
— Мама, все мальчишки говорят, что ты беременная. Что это такое — объясни. Ребята смеются, а Олег Лукьянченко больше всех. Я подумал, что тебя дразнят, и дал ему на всякий случай в ухо.
— Видишь ли, Венечка, — улыбнулась мать, — скоро я действительно уйду в больницу, а оттуда возвращусь не одна, а с мальчиком или с девочкой. Скажи, тебе кого лучше принести, мальчика или девочку?
Беззаботно стуча под столом ногой, Венька не задержался с ответом:
— Нет, мама, ты мне лучше котеночка или собачку принеси.
Мать усмехнулась, а в отцовой руке застыла ложка с супом.
— Нечего сказать, напутствие, — пробормотал он кисло.
— Не огорчайся, Саша, — тихо проговорила мать и ласково притронулась к его руке. — Ребенок и есть ребенок.
Все последующее Венька понял лишь в тот день, когда мать вернулась из больницы с запеленутым младенцем на руках.
Младший брат Юрка оказался субъектом весьма крикливым. Он либо улыбался, либо надрывался в оглушительном плаче, размахивая пухлыми кулачками, и решительно отталкивал от себя расписные погремушки.
Венька и Гришатка хмурились, с трудом понимая, с какой это стати сияют отец с матерью.
Чтобы польстить сыновьям, Александр Сергеевич рассказывал длинные сказки, в которых старшие братья до бесконечности любили младших и, едва не жертвуя своими жизнями, бросались за них либо в реку, если младший начинал тонуть, либо в огонь, если загорался дом и некому было спасти завернутого в мокрые пеленки наследника, либо под поезд, если тот, споткнувшись, падал на рельсы и глазами-пуговками остолбенело смотрел на неотвратимо надвигающуюся на него стальную громаду паровоза. Жестикулируя и меняя тембр голоса, отец изо всех сил старался развеселить их обоих.