– Нет. Heт, конечно, нет. Ты был очень... добр.
– То есть ты... тебе здесь плохо?
– О Господи, конечно нет. Наоборот, ты был... ну очень добр ко мне.
– Ты так все время говоришь. Но при этом ты не выглядишь... ммм... расслабленной.
Она замолчала и принялась вертеть в руках стакан.
– Мне кажется, что я... навязываюсь тебе.
– Навязываешься? Я рад, что ты здесь. Кроме того, ты же не можешь вернуться в квартиру, люди Шеппарда еще там – в надежде на то, что Эббот туда вернется.
– Я могла бы уйти к моей кузине. Уверена, она не станет возражать.
– Тебе здесь не нравится?
– Очень нравится.
– Тогда?..
– Послушай, ты... ты меня пожалел, взял к себе, ухаживал за мной. А я что сделала? Я забралась к тебе в постель.
– Да уж, просто ужасно, не так ли? Тем не менее, я закрыл глаза и думал об Англии и Королеве.
– Фрэнк, пожалуйста, я серьезно. Мне кажется, я... в каком-то смысле скомпрометировала тебя. Или заставила тебя думать, что ты меня скомпрометировал.
– О да, именно это ты и сделала. Ты, несомненно, меня скомпрометировала. А я скомпрометировал тебя. В общем, можно сказать, что мы друг друга скомпрометировали. И я предлагаю продолжать компрометировать друг друга в будущем. Я нахожу это самым приятным опытом во всех смыслах этого слова. Кроме того...
Он сделал паузу, прочистил горло, чтобы собраться с духом.
– Кроме того... ты мне нравишься.
Она улыбнулась ему.
– Было бы ужасно, если бы было не так.
– Боже мой, для застенчивого мужчины я становлюсь храбрецом, правда? Наверное, это шампанское. Давай еще выпьем?
Когда Элис с Эбботом добрались в ту ночь до постели, Эббот был пьян, хотя это трудно было заметить. Он говорил связно, хотя и немного медленно. Так же и двигался. Ему не хватало грации.
Обнаженные, они лежали рядом, нежно обнявшись во мраке слегка подсвеченной лунным светом комнаты.
– Не думаю, что смогу сегодня заниматься любовью. Это все алкоголь.
– Тебе кажется, только это имеет значение? Мне достаточно просто лежать рядом с тобой, чувствовать тебя рядом.
Она улыбнулась в темноте. Да, и просыпаться ночью, зная, что он рядом, ощущать присутствие, чувствовать, как он слегка шевелится во сне. Этого было достаточно, даже более чем. Если бы только он мог остаться. Если бы... "Стоп, не расстраиваться", – сказала она себе.
– Больше всего, – сказала она, – я люблю просыпаться утром. И еще не проснувшись, понимать, что я счастлива, но еще не знать, почему. И потом вдруг вспомнить. Это звучит глупо?
Ричард проваливался в сон, полуслушав ее слова, его рассудок был полон смутных бессвязных образов, как будто он грезил наяву. Как раз перед тем, как окончательно забыться в липких сновидениях, он увидел, как бегущий бродяга взлетел в воздух, перекувырнулся и приземлился на спину, раскинув руки, словно распятый на кресте.
Ночью торговцы фруктами расставляют свои лотки на углах улиц и освещают их свечами. С веранды Дженни ему было видно зажигающиеся один за другим огоньки, словно светлячки, нарушающие черноту ночи.
Однажды ночью он прогулялся туда с Дженни, повисшей на его руке, через тихий, почти безлюдный промышленный квартал, в гудящий спорами и смехом торговый центр, наполненный людьми и мерцающим светом свечей. Большинство мужчин были одеты в футболки с изображением Нжала, женщины – в дешевые ситцевые платья. Единственное, что облагораживало последних, – это неторопливая поэзия покачивающихся при ходьбе крутых бедер.