Но в семье камышевок есть и замечательные певцы, на содержании и ловле которых хочется остановиться.

Как-то, в самом конце мая, я ловил дубровника на прикормку в кустах по берегу речки. Возле моего точка, сделанного меж черемуховых кустов, все время пела непонятная и почти невидимая птичка. Она складно высвистывала куликом-чернышом, причитала канюком и чибисом, выкрикивала колена из песни славок, и все это размежалось и дополнялось коротенькой приговоркой: «чек-чек-чек, хи… чек-чек-чек».

Сперва казалось, что варакушка пересмешничает, но ведь варакушка всегда поет на виду, еще на кустик выскочит, на самую макушечку, а эта хитрая птичка на глаза не показывалась, шмыгала в глубине огромного — островиной — развалистого куста черемухи, насквозь поросшего корневыми побегами. Да и строй песни у птички был не тот. Кое-как, на четвереньках, пробрался я в куст, сделал прикормку. Очень загорелось мне добыть занятную говорушку. Через часок проверил — съедено все дочиста. Поставил самолов и только к полудню услышал его мягкий хлопок. Некрупная, с пеночку, долгоносая, буроватая сверху и светлая с грудки птица со страху опачкала мне руки. Да что поделаешь?! Дома с помощью определителя я установил, что поймал камышевку садовую. Поместил ее в клетку с деревянными спицами. Клетку обвязал полотенцем и поставил на окно. Прошла неделя, но круглохвостая упрямая пичуга молчала. Аппетит ее приводил меня в ужас: мучных червей и муравьиного яйца она съедала больше соловья. «Не самку ли поймал?» — грызло меня сомнение. В конце концов я выпустил камышевку в огород, и в тот же вечер в кустах смородины у забора послышалось ее красивое знакомое пение с характерным прищелкиванием. Камышевка старалась вовсю, а я ходил до темноты ее слушать и ругал себя за поспешность. Стоило продержать птичку еще какие-нибудь день-два, и она запела бы дома. В этом я не раз убеждался позднее, когда набирался терпения и «ждал» пойманных птиц.

Выпущенный самец еще долго держался в садах по соседству. Пел утром и ночью, чем удивил всех соседей, немедленно заявивших, что в садах поселился «соловей». Горожане часто принимают за соловьиное любое ночное пение, например, такой обычнейшей птицы, как горихвостка-лысушка.

Садовые камышевки совсем не редки у нас, на Урале, и в европейской части, хотя являются они очень поздно, под Свердловском, например, от 23 мая до 2 июня самое позднее. Из всех камышевок они наиболее «сухопутные» и могут быть отнесены к птицам опушек, гарей и порубей, зарастающих малиной и колючим шиповником. Охотно селится птичка в садах, выбирая для гнездовья неприступный крыжовник, однако самое любимое место камышевки — сорные места в пригородных лесах, затянутые высокой крапивой. Острова цветущего пахучего шиповника стоят в июне среди крапивных полей. И в таких неприступных крепостях на все голоса посвистывают и щелкают садовые камышевки.

Садоводам следовало бы для привлечения птиц оставлять на зеленых зонах широкие заглохшие кусты. Кое-где связывать ветки пучком. Глядишь, и остановится здесь пролетная камышевка, а ведь это сразу двойная польза: и пения отличного наслушаешься, и работник в саду, какого не сыскать.