Он побежал по обочине, загребая ногами, спотыкаясь и поднимая пыль.
Он еще успеет.
В голове бился тяжелый пульсирующий ритм. Let’s rock! Everybody let’s rock!.. Скажи, что будешь мне верна, Сьюзи Кью… По телу бежали мурашки, сердце замирало, и ноги странно заплетались, словно он прикончил пару-тройку бутылок «Катти Сарк»…
Let’s rock! Everybody let’s rock!..
В какой-то момент он услышал вдалеке вой сирен, которые сперва прозвучали забавным и очень точным фоном к пульсирующему в голове «Тюремному року». Только сирены звучали все громче и громче, а вскоре, оглянувшись, он смог различить красно-синие всполохи проблесковых маячков.
Мигунов выругался и снова побежал. Он мчался с огромной скоростью, и преследователи не могли догнать его и вновь запереть в сырой каземат до конца жизни. Тем не менее сирены и мигающие огоньки приближались. Он пошатывался, как пьяный, как раненый. Споткнулся, кулем свалился в гравий, разодрал в кровь руки и лицо. Поднялся, снова побежал. Сердце колотилось, как перегретый паровой котел, но он не обращал на это внимания и не снижал скорости. Хотя знал: если не открыть аварийный клапан и не сбросить лишний пар, то грянет взрыв. И взрыв произошел, но его никто не услышал.
Ноги дрожали, уже совсем близко выли сирены, а в сердце застряла, как острый наконечник, дикая непереносимая боль. Мигунов сделал шаг, другой. Упал на колени. Захрипел, пополз. Ему нужно успеть на вертолет.
Он еще успеет, он еще…
Вскоре машины догнали беглеца, резко затормозили, захлопали дверцами, выпуская людей в форме и штатском с оружием наизготовку. Но ни для них, ни для их оружия работы уже не было. Заключенный Мигунов лежал ничком на мокром асфальте и сопротивления не оказывал.
Он был еще жив, когда милицейские машины остановились в нескольких метрах, перекрыв шоссе, когда хрустел гравий под подошвами ботинок, лязгали затворы и звучали грозные окрики:
— Руки за голову! Не двигаться!
Он и не двигался, лежа ничком на обочине, только хрипел и продолжал сжимать пальцы рук в предсмертной судороге, словно душил кого-то невидимого…
А потом затих.
От группы отделился рослый капитан в надетом наспех бронежилете с болтающимися подвязками, приблизился к Мигунову, присел на корточки, ткнул в плечо дулом автомата. Увидел пустые остановившиеся глаза. Перевернул труп на спину. Не заметив каких-либо проводов или чего-то похожего на взрывное устройство, крикнул остальным:
— Вроде готов!.. Чистый!.. Врача сюда!
— Смерть от острой сердечной недостаточности, — сказал через несколько минут судебно-медицинский эксперт.
И тем признал, что осужденный Мигунов стал свободным, ибо пожизненный срок заканчивается вместе с жизнью.
Эпилог
Побег из Следственного Комитета пожизненно осужденного Мигунова, убийство понятого Федосеенко, многочисленные нарушения, допущенные следователем Вороновым, послужили основанием для возбуждения уголовного дела и начала служебного расследования.
Самому-то Мигунову было уже все равно: ни за побег, ни за убийство наказать его никто не мог. По крайней мере на этом свете. А вот старшему следователю Воронову светило позорное увольнение, но он, похоже, не слишком убивался. Такую бесстрастность поначалу списали на шок и последствие черепно-мозговой травмы, из-за которой он вообще не помнил происшедшего. Он взял бюллетень, сидел дома, выходил только для того, чтобы проводить и встретить дочь со школы. Но неожиданно все резко изменилось.