Он повернулся к анемичной особе и сельскому интеллигенту.

— Товарищи, ваша задача — внимательно смотреть и слушать, затем подтвердить происшедшее своими подписями. Ясно?

Понятые кивнули.

Наступила тишина, и стало слышно, как гудит лампа дневного света под потолком.

— Товарищ капитан, снимите с подследственного наручники.

Кардашов перевесил автомат за спину, подошел к Мигунову, отстегнул браслеты, снял, быстро отошел назад и вновь взял оружие наперевес. Мигунов потер запястья, обвел глазами лабораторию, осмотрел понятых, следователей и конвой. Презрительно скривил губы.

— Не понял, это что, цирк, что ли? — с блатными интонациями произнес он. — А я у вас вроде за клоуна? Или за дрессированную обезьяну? Так вы еще двадцать лохов приведите, пусть на меня поскалятся!

Конвоиры переглянулись. Воронов удивленно развел руками.

— Как это понимать, Мигунов? Вы же дали согласие показать все под запись!

— Так я для суда обещал! Для суда! А не для этих…

Он показал пальцем на понятых, потом на конвоиров.

Воронов скосил глаза на часы, подведенные утром по сигналам точного времени.

9-06.

— Следствие и проводится для суда, — рассудительно произнес следователь. — Но существуют определенные процедуры! И я обязан их соблюдать!

— А я не обязан! — огрызнулся обвиняемый. — Я советский полковник, а не клоун! Пусть лишние выйдут! Иначе ничего делать не буду…

— А кто тут «лишние»?! — разозлился Воронов.

— Вот эти тетка с дядькой! — Мигунов указал на понятых. Потом перевел палец на конвоиров. — И вот эти гоблины! В машине на меня пялились, теперь здесь хотят бесплатный спектакль посмотреть. Вам развлечение, а мне трагедия…

— Я тебе сейчас дам «гоблинов»! — пригрозил Кардашов. — Прикладом по ребрам!

— Тихо, тихо, — следователь сделал ему страшные глаза. И обратился к Мигунову: — Понятых убирать нельзя. Без них все, что мы сделаем, будет недействительным для суда…

— Раз этих нельзя, конвой убирайте! Пусть за дверью ждут! Хватит на меня пялиться!

— Да кто на тебя пялится? — уже миролюбиво буркнул капитан Кардашов. — Нужен ты нам больно…

— Всё, разговор окончен! — в голосе Мигунова неожиданно прозвенели стальные командные нотки.

Он вытянул перед собой сведенные вместе руки.

— Надевайте кандалы, везите меня обратно. Я не буду ничего делать!

— Да что он нервы мотает, гад! — выкрикнул запальчиво Личко тонким, каким-то не своим голосом. — То его не выдают, то он нами командует! Может, надо ему профилактику сделать?

— Угрожаете? — удовлетворенно проговорил Мигунов. — Хорошо. Я подам на вас жалобу. А адвокат все в газетах распишет!

Наступила томительная пауза. Все застыли на своих местах, как каменные изваяния. У анемичной особы отъехала вниз челюсть. «Сельский интеллигент» принялся протирать запотевшие стекла очков.

«Театр абсурда», — подумал Воронов. Он вдруг понял, что ему не надо ничего играть. Он прошелся между заключенным и конвоирами, вздохнул.

— Не надо ни на кого жаловаться, не надо скандалить. Адвокат, газеты, правозащитники… Кому это нужно? Понятых я убрать не могу, а конвоиров попрошу постоять в коридоре. Мы быстро закончим.