За лестничным окном снова сверкнула яркая молния, и тут же, буквально рядом, с такой силой шарахнул гром, что даже Егор пригнулся. А дети от страха снова заревели на два голоса.

Егор растерянно оглянулся – что делать? Звонить в полицию? В МЧС? Но пока они приедут… к тому же в такую грозу у них дел!..

Он приложил обе руки к двери на манер рупора и крикнул:

– Эй! Перестаньте реветь! Слушайте меня!

Рёв прекратился.

– Старший! – сказал Егор. – Ты меня слышишь?

– С-с-слышу… – ответил детский голос.

– Хорошо. Подойди к окну. Чтобы я тебя видел. Ты понял?

– Д-да… Но ак-окно… ра-разбито…

– Разбито?

– Д-да…

– Ладно. Сейчас посмотрю…

И Егор побежал вниз по лестнице, выскочил под проливной дождь во двор. Только теперь он увидел, что натворила и продолжает творить гроза. Низкие чёрные тучи терзали деревья. Весь двор был завален каким-то мусором и сломанными ветками. По детской площадке и бывшему катку, превратившемуся в сплошную лужу с пузырями, ветер катал пустое мусорное ведро и ржавую бочку. На улице потоки воды несли к Волге не только грязь и цветы из палисадников, но даже доски с ближайшей стройки. Какая-то собака, выпучив глаза, плыла в этом потоке незнамо куда. Егор сунул два пальца в рот и свистнул. Собака свернула в его сторону, быстрее заработала лапами и выскочила, наконец, из воды. Это оказался довольно крупный пегий пёс неопределенной породы с лобастой головой. Радостно виляя мокрым хвостом, он подбежал к Егору и старательно отряхнулся – так, что брызги окатили Егора с головы до ног. Хлюпая ногами по воде, Егор, мокрый насквозь, отошёл от парадного и увидел на третьем этаже окно, в котором ветер раскачивал разбитую оконную створку. За ней виднелась макушка пятилетнего малыша, выглянуть в окно мальчик, наверно, боялся.

Что было делать?

Ещё одна молния разорвала тучи где-то сбоку, над Волгой, и туда же переместился гром. Но он был такой силы, что даже пёс присел на задние лапы и поджал хвост, и опять детский рёв послышался из разбитого окна.

Егор посмотрел на стену своего дома. Дождь хлестал по её бетонным плитам, водосточная труба не справлялась с потоком воды с крыши, вода катила прямо по стене. Зато труба проходила по этой стене рядом с отворённым окном на третьем этаже.

Егор вздохнул и как был, в мокрой майке, спортивных трусах и промокших кроссовках, обнял эту трубу руками и подёргал – держится ли. Вроде держится.

А там, наверху, продолжали плакать дети. Егор решительно стал карабкаться вверх.

Глядя на него, пёс тревожно залаял – то ли отговаривал, то ли подбадривал, неизвестно.

Наверно, подняться по сухой трубе было бы не так уж трудно. Но по мокрой, гудящей потоком воды изнутри и со струями воды снаружи, – это совсем другое дело. Ливень хлестал по спине и затылку, вода, которая текла по трубе, заливала руки и ноги так, что они скользили, но Егор продолжал упорно карабкаться вверх. С каждым рывком труба становилась более зыбкой, и никто – ни Егор, ни пёс – не знали, выдержит ли она Егора или оторвётся от стены. Где-то посреди этого подъёма он ощутил опасную шаткость этой трубы и посмотрел вниз. Ещё вполне можно спрыгнуть…