– Почему быстро, ты уже три часа работаешь.

– Ух, ты! – поразился я и признался: – Мне показалось, минут сорок сижу…

Пока я оглядывался с недоверием по сторонам, Ольшин напомнил:

– Миха, так что с отправлением?

– Что, что… – задумался я. – Забирай половину людей и топайте к Пирамидке. Там сделаете смену, пусть часть работает, а часть возвращается сюда с арбами… Мне же пока здесь придётся сидеть, ни шагу не могу позволить сделать в сторону. Степан, носилки есть удобные и мягкие?

– Соорудим! – пообещал вояка.

– Ну тогда с ещё тремя носильщиками оставайся рядом. Если увижу, что можно, тогда понесём её осторожно.

– Может, на арбе?

– Забудь! Её и так, может, придётся тут пару дней вылёживать.

– Хорошо, делаем носилки.

– И это… – я прислушался к себе, лишний раз признавая, что меня легче убить, чем прокормить. Но вслух об этом заявлять не стал, просто жестом подозвал своего заместителя к себе и шёпотом попросил на ухо: – Чего-нибудь мне пожевать сообрази! А то проголодался, аки зверь голодный.

Охотник деловито кивнул и помчался к выходу. Туда же поспешил и Ольшин. А вот женщины так и стояли в явном сомнении, и я не мог понять, что их беспокоило. Наконец одна из них помялась и словно невзначай спросила:

– Пояса наши для груанов тут оставить?

Кажется, у меня глаза загорелись не хуже, чем у Терминатора, потому что вопрошавшая сразу сникла, шагнула в сторону и словно спряталась за спинами своих подруг. И меня сразу охватили нехорошие предчувствия по поводу этого нашего пополнения в виде женского батальона. Не иначе как я с ними ещё ох как намучаюсь!

Но и вопрос не оставил без ответа. Ткнул рукой в одну из женщин, которая присутствовала со мной всё время рядом:

– Пояса оставьте ей! Она потом ракушки разложит и раздаст каждой обратно.

Тотчас все зашевелились, забегали, сложили свои пояса в сторонке на скальном выступе да и помчались наружу. Наверняка никому здесь оставаться долго не хотелось, все мечтали как можно скорее добраться до нормального, цивилизованного даже для условий Дна жилища.

Возле меня остались только две дамы, наверное, наиболее сильно привязанные к Зоряне, да мой дымчато-сумеречный когуяр, о которого если не спотыкаться, то быстро забываешь о его присутствии. А ведь зверушку тоже, наверное, кормить пора, насколько я припоминаю, его во время обеда не слишком щедро двойняшки и угощали.

Поэтому обратился всё к тем же помощницам:

– Для моего зверя каких-нибудь вкусных остатков не отыщется? Боюсь, как бы он сильно не проголодался…

Ведь когда ещё там мне Степан что-нибудь принесёт?

Одна женщина тут же умчалась в тот зал, где у беглянок находилось некое подобие кухни, и вскоре у меня на коленках уже стояла плетённая из кустарника ваза, полная всякой мелочи. Ну я и стал подкармливать Хруста, сам себе иногда закидывая в рот некий кусочек вяленого мяса или сушёного корнеплода. А чтобы не было так скучно, попросил беглянок рассказать некие основные этапы их рискованных приключений. И особенно меня интересовали действия и поступки именно Зоряны.

Вот её ближайшие подруги и постарались меня ввести в курс дела. И опять я подивился косности человеческого мышления и присущему каждому индивидууму зазнайству. Прежние рассказчицы много чего недоговорили, обошли, упустили, сделали вид, что позабыли, зато каждая не постеснялась хорошо описать собственную роль в событиях во время, до и после побега. Конечно, роль лидеров они признавали, должное им отдавали, но троекратно меньше, чем полагалось бы. Да и эта заминка, когда я потребовал груаны для лечения, о многом говорила. Мои подчинённые всё отдали без промедления, даже «свои» симбионты выложили, а эти «бабцы»!.. Понятное дело, что наличие такого богатства, или, иначе говоря, приданого, многим вчерашним рабыням вскружило голову. Но ведь нельзя до такой степени черстветь сердцем, жалея для своей спасительницы и освободительницы какие-то ракушки!