Я думал, что односторонняя система движения в центре Москвы заставит нас вернуться туда же, откуда мы уехали, но оказался не прав. Юрий Шулицкий, не отпуская акселератора, сворачивал на поворотах. Он управлял автомобилем так ловко, словно тот был его металлическим пальто.

Маленький желтый автомобиль мчался на юг города. Шулицкий сказал мне, что улица называется Варшавское шоссе, но я видел только указатели с обозначением «М4».

— Николай Александрович Кропоткин просил ответить на все ваши вопросы, — заговорил хозяин. — Спрашивайте. Я буду отвечать.

— Я ищу кого-то по имени Алеша.

— Алеша? Это имя носит множество людей. Николай Александрович сказал, что для Рэндолла Дрю нужно найти Алешу. И кто же это такой?

— В том-то и проблема. Я не знаю о нем ничего и не могу его найти.

И, похоже, никто о нем ничего не знает... Скажите, вам не приходилось встречаться в Англии с Гансом Крамером? — спросил я после небольшой паузы.

— Да. Это был немец. Он умер.

— Именно так. Вот он-то знал Алешу. Вскрытие показало, что он умер от сердечного приступа, но люди, присутствовавшие в момент его смерти, утверждают, что он сказал, что этот приступ у него из-за Алеши. Э-э... Я достаточно ясно выражаюсь?

— Да. Все понятно. Я ничем не смогу помочь вам в поисках Алеши.

Я подумал, что было бы крайне удивительно услышать от него что-нибудь другое.

— А вас уже кто-нибудь расспрашивал об Алеше? — поинтересовался я.

— Что?

— К вам в Олимпийский комитет приходил англичанин. Он встречался с вами и двумя вашими коллегами, которые тоже были в Англии.

— Да, — Шулицкий почему-то рассердился. — Корреспондент газеты.

— Малкольм Херрик?

— Да! — ответил он по-русски.

— Ему вы сказали, что вообще ничего ни о чем не знаете.

Последовало долгое молчание. Затем Шулицкий ответил:

— Херрик — иностранец. Ни один русский не станет разговаривать с Херриком.

Он погрузился в молчание.

Мы, никуда не сворачивая, мчались по Варшавскому шоссе. Позади остался центр города, по обеим сторонам высились домакоробки предместий. С неба посыпался снежок, и хозяин включил дворники.

— Сегодня и завтра будет снегопад, — объявил он. — Этот снег уже не растает, а ляжет на всю зиму.

— Вы любите зиму? — спросил я.

— Нет. Зима — это не сезон для строительства. Сегодня — последний день, когда в Чертанове еще возможно проводить работы. Поэтому я и поехал.

Я сказал, что с удовольствием осмотрю строительство, если он мне его покажет. Шулицкий хрипло рассмеялся во все горло, но ничего не сказал.

Я спросил, был ли он лично знаком с Гансом Крамером. Он сказал, что им пришлось несколько раз беседовать о строительстве.

— Ну а с Джонни Фаррингфордом вы не были знакомы? — поинтересовался я.

— Джонни ... Фаррингфорд. Вы имеете в виду лорда Фаррингфорда? Это такой рыжий? Он выступал в английской команде?

— Да, это он, — подтвердил я.

— Я много раз видел его. В разных местах. И разговаривал с ним. Расспрашивал его о строительстве. Но он в нем не разбирается. Так что я переключился на других, кто больше понимает. — Он умолк, очевидно, расстроенный тем, что графы плохо разбираются в архитектурном проектировании.