Девочка вскочила, отряхнула с подола крошки и побежала по дорожке сквера.

Очень даже ничего, решил Пашка, посмотрев на стройную длинноногую фигуру, поднялся и пошел следом.

Он решил начинать новую жизнь солидно, крикнул Аленке, чтобы вернулась, и сказал:

— Идем в Торговые ряды, приодеть тебя надо.

Но девчонка заупрямилась.

— Нет, — сказала она твердо, — я с тобой не пойду, Паша. Не хочу, чтобы на меня как на девку смотрели. Мол, взяли замухрышку напрокат и одевают.

Пашка дал ей пять червонцев и договорился встретиться в двенадцать часов в кафетерии, а сам отправился искать комнату. Он обратился за помощью к Когану и по его подсказке вышел сразу в цвет. Комната была в порядке, хозяйка, видно, битая баба, окинула Пашку оценивающим взглядом, молча дала ключи и даже не спросила задатка. Потом Пашка махнул на все рукой, купил себе новый костюм и отправился в парикмахерскую.

Теперь сидит в кафе, крутит в наманикюренных пальцах папиросу и чувствует себя как рыба, вытащенная из воды. Аленку он увидел, когда она уже стояла у самого столика. Вернее, он увидел ее, как только она вошла в двери, но узнал лишь сейчас. Узнал и ошалел, неужто эта краля Аленка? Затянутая в простенькое полотняное платье, она теребила в руках яркий зонтик и, сдерживая улыбку, покусывала полную губку; ее нежная кожа светилась румянцем. Из-под белой панамы она глядела на Пашку огромными, в пол-лица глазами.

Пашка вспомнил Сержа, встал и поклонился.

— Добрый день, дорогая, — сказал он утробным голосом и гордо оглядел немногочисленных посетителей, — в этой забегаловке мы, конечно, завтракать не будем. — Он взял Аленку под руку и вывел на улицу.

— Эй! — крикнул Пашка проезжавшему мимо лихачу и вскочил на мягко качнувшуюся подножку.

— Прежде меня пропусти, — прошептала Аленка одними губами и, подобрав юбку, так вошла в пролетку, будто только этим всю жизнь и занималась.

Они чинно уселись рядом, и Пашка сказал монументально величественной спине извозчика:

— «Балчуг».

— Как в кино, — прошептала Аленка и сжала Пашке руку.

Двери «Балчуга» услужливо распахнулись, при виде Пашки и его спутницы у швейцара удивленно поползла бровь, но он тут же вернул ее на место и, раздвигая портьеру и низко кланяясь, сказал:

— Прошу, молодые люди.

Официант тоже не узнал Пашку, поклонился, подал меню и отошел.

— Пашенька, — тихо сказала Аленка, — мне ничего-ничего не надо. Я абсолютно сыта.

— Кино кончилось, — Пашка швырнул меню и расслабил узел галстука, — не могу, Аленка. Витька! — крикнул он официанту, а когда тот подошел, сказал:

— Здорово. Аленка — моя подружка, так что можешь не выкаблучиваться. Дай мне выпить и бутерброд с рыбой. А девчонке дай... Что тебе?

Аленка положила на свободный стул зонтик, сняла панаму и облегченно вздохнула.

— Дайте мне, пожалуйста, бифштекс. Это я в кино сыта, а в жизни я ужасно голодная.

— Хороший парень Витька, — сказал Пашка, провожая взглядом официанта. — Зимой я иногда на мели сижу, так он меня месяцами в долг кормит. Как надоем в трактире Петровичу, был в «Трех ступеньках» такой половой, так сюда, к Витьке. Мировой кореш.