— Согласен. Но дайте мне слово офицера, что все будет по-честному! — не собираясь так быстро сдаваться и заметив, что для командующего это слово не пустой звук, заявил Артем. — Присягните на самом вам дорогом, что не обманете меня!
Вернер Винтер окаменел лицом и дрогнувшим голосом сказал:
— Я даю вам слово офицера, любящего свою дочь отца и старого подводника, что выполню свое обещание.
На Артема подобное заявление произвело впечатление. Он понял, что такое слово можно нести в банк, и это будет лучшая гарантия их безопасности.
— Теперь, юноша, ваша очередь.
— Что? — не понял Артем.
— Дайте мне слово, что вы не затеяли все это лишь для того, чтобы сбежать, и что спасете мою дочь. Поклянитесь вашей офицерской честью.
— Мне как-то непривычно. Но если вас это успокоит, то и я даю вам слово офицера, что не обману вас, — проникновенно произнес Артем. Расчувствовавшись от торжественности момента, он даже встал. — Хотя здесь больше уместно другое обещание. Я даю вам клятву Гиппократа, что сделаю все, чтобы спасти вашу дочь. И поверьте мне, эта клятва значит для меня гораздо больше.
— Хорошо. Я вам верю. Вилли сейчас подготовит катер, а вечером отвезет вас в условленное место. Ему я вполне доверяю. Он дождется вас и привезет обратно. И помните — вы дали слово!
— Да уж забудешь тут. Мне от него и на пенсии икаться будет!
Штурмбаннфюрер СС Курт Гайслер нервно ходил от стола начальника полиции к двери и обратно. Прошло уже восемь дней, как он здесь, и никаких результатов. Такого еще с ним не было никогда. Его начальник оберштурмбаннфюрер Фридрих Панцингер уже не разговаривал с ним по телефону, а кричал, словно на пустоголового мальчишку. Курт в свою очередь срывался на начальника полиции.
— Мольтке! Мы топчемся на месте! Где ваши агенты? Где поток обещанной вами информации?
В этот момент зазвенел на столе телефон. Гайслер напрягся.
— Что там?
— Звонят из ремонтных доков, — ответил шарфюрер Лотар Мольтке. — Кто-то из французских рабочих при ремонте умышленно вывел из строя компас одной из подводных лодок. Просят отыскать саботажника.
— Тьфу ты! — чертыхнулся Гайслер. — Сколько раз вам говорить?! Не отвлекайтесь на всякую ерунду! Расстреляйте всю бригаду и дело с концом. Только неизвестная американская подлодка и ничего больше! Вам звонят все кому не лень! Выжившие из ума фрау видят диверсию в сдохшей от обжорства псине, немецкие фермеры жалуются на ленивых французских рабочих! Черт знает что! И ни одного нужного звонка! Если так пойдет и дальше, то не видать вам Берлина, Лотар, как своих ушей.
В дверь постучали, и появился часовой с бляхой полиции на груди и «шмайсером» наперевес.
— Господин штурмбаннфюрер, разрешите обратиться к шарфюреру?!
— Да, — с надеждой посмотрел на него Гайслер.
Почему-то в груди тоненьким голоском зазвенела проснувшаяся интуиция.
— Господин шарфюрер, к вам хочет пройти один из ваших информаторов. Утверждает, что по очень важному делу.
— Ну наконец-то, — вздохнул Курт Гайслер. — Входите! Входите!
Он сам ринулся к дверям, увидев заглянувшую в щель кудрявую голову доктора Исаака Линдемана.