Странно, но я засмеялся. Засмеялся и тот я, который не совсем я… В общем-то, я уже тоже запутался в определении, кто здесь носитель шизы, а кто – видение. Возможно даже, что я вовсе не реален, а просто бред чьего-то больного воображения, сдобренного доброй щепоткой отчаяния и безысходности.

– Может, побеседуем о том, к чему ты пришел? – немного ехидно поддело меня видение.

– Убирайся, – только и буркнул я, понимая, что на эту тему точно не хочу говорить.

– Как скажешь.

Повисла тишина. Я уснул, и снилась мне темная комната без дверей, окон и какого-либо шанса на освобождение. В который раз я уже не мог различить, где реальность, где призраки, порожденные голодом, психозом и тьмой, а где сны, имеющие те же корни.

– Ты тут? – спросил я, когда настал очередной «день».

– И не уходил, – прозвучал лаконичный ответ.

– Я должен был уже умереть.

– Я знаю.

– Они не позволят.

– Я знаю.

Я замолчал, а потом рассмеялся. Гулко, низко. Наверное, это звучало несколько страшно.

– Ты сошел с ума, – сказало видение.

– Я знаю, – повторил я его слова и засмеялся еще сильнее.

Все вокруг вдруг стало казаться таким нелепым, таким комически невозможным. Словно вот-вот минет одна секунда, другая… и я проснусь. Да не где-нибудь, а в своей питерской двушке, оставшейся от родителей, укативших в теплые края. Там, на видавшей виды кровати, среди подушек и одеял лежало мое бренное тельце, наблюдавшее столь причудливый сон.

Вот-вот прозвенит надоедливый будильник и придется вставать – спешить на подработку. А там босс, жуткий, к слову, тип. Все время потный, с платочком и очень нервный. Если сдашь отчет не в срок, так сразу головомойку устроит. А еще там есть секретарша Таня, и все прекрасно знают, что она под «этим делом» переспит даже с уборщиком Славиком, который, в свою очередь, под «этим делом» постоянно пребывает. Но при этом никто не спешит воспользоваться знанием, потому как все в курсе, что его, знание, уж больно активно пользует босс. И никого, собственно, не волнует, что у босса есть жена-красавица и дочка-умница. Как, впрочем, не волнует это и самого босса.

А после подработки, вылетев из душного офиса, я наберу номер своего друга Ника. Тот подъедет на разбитом «шевроле» слишком бородатого года выпуска, чтобы его помнить. Махнет рукой в открытое окно, просигналит особым способом и крикнет: «Трап спущен». Я запрыгну в салон, и мы поедем за Томом в его кафе, где он трудится официантом. Дождемся окончания смены, а потом начнем искать место, куда можно приткнуться. А если некуда, то, сидя в машине, станем перебирать списки контактов и соберемся все у меня. Кто-то врубит жуткую музыку, но пьяным нам будет все равно. Будет обязательно весело, жарко и безумно хорошо.

А на следующее утро опять будильник, босс, особый сигнал, крик: «Трап спущен» и все по-новому. Почему? Потому что молодые, потому что хотим и потому что можем. Каждый день – как последний, каждый поцелуй – как первый, каждая девушка – как волшебная нимфа.

Но потом, до смешного, опять будильник, босс и по накатанной.

– Они далеко, – насмешливо протянуло видение.