Увы, реальность была такова, что генералы и маршалы уже не вполне понимали, что происходит в подвластном им мире. Военными владела титаническая иллюзия всемогущества.

Тогда же маршал Жуков предлагал Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину быстрым ударом захватить всю Европу вплоть до Ла-Манша, но растерялся, не зная, как ответить на его иронический вопрос: «А что будем делать потом?»

Жуков сыграл выдающуюся роль во время войны, был первым заместителем Верховного Главнокомандующего, проводил решающие операции. Но за время войны он не раз сталкивался со Сталиным и в личном, и в профессиональном плане.

Особенно остро это выплеснулось накануне решающей Московской битвы.

4 декабря 1941 года случилось эмоциональное столкновение главных действующих лиц кампании. В штаб Западного фронта, где Жуков проводил совещание с командующими армиями, позвонил Верховный.

Вот как описан этот эпизод в воспоминаниях А. Рыбина: «Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!» (Рыбин А. Т. Рядом со Сталиным. Записки охранника. С. 27.)

«Послать подальше» — это означает, что Жуков покрыл Верховного матом.

И только через день Сталин первым позвонил Жукову и «осторожно спросил»: «Товарищ Жуков, как Москва?»

Командующий фронтом заверил вождя, что «Москву не отдадим».

Таким образом, очередной инцидент был забыт, он отразился только при награждении: Сталин вычеркнул имя Жукова из списка награжденных за победу под Москвой.

Но ведь если посмотреть на это с точки зрения Истории, то можно сказать, что у Сталина просто не оказалось награды, достойной Жукова, хотя, конечно, Верховный просто помелочился.

«Дело Жукова» возникло не случайно. Маршал явно перешел черту. До марта 1946 года он был главнокомандующим группой советских оккупационных войск в Германии и находился в Берлине. Он часто встречался с генералом Эйзенхауэром, пригласил его в августе 1945 года в Москву, где того принимал Сталин. Жуков давал много интервью и пресс-конференций иностранным журналистам. Касаясь своей роли, маршал, как свидетельствует Конев, «не всегда был точен». А говоря точно, Жуков заявлял о своем выдающемся вкладе в победу над Германией. Сталину представили подборку интервью и фотографии Жукова из американской прессы, и он увидел в этом признак не то что самовосхваления — это можно было бы извинить, — а излишнего расположения к вчерашним союзникам, которые стали противниками, то есть политической незрелости.

В узком кругу командующий американскими оккупационными войсками в Европе генерал Д. Эйзенхауэр говорил, что «мой друг Жуков будет преемником Сталина, и это откроет эру добрых отношений». На данном в честь Жукова обеде во Франкфурте Эйзенхауэр, в частности, сказал: «Объединенные нации никому так не обязаны, как маршалу Жукову».

А «эра добрых отношений» как раз и не просматривалась. Жуковское «фонтанирование» пришлось на крайне сложный для Москвы период взаимоотношений с Западом: ничего из послевоенных призов СССР не получил. Ни Триполитании, ни базы в Проливах, ни Карса и Ардагана, ни нефтяных концессий в Северном Иране, ни острова Хоккайдо. В мае 1946 года под жестким напором США, грозивших войной, пришлось вывести войска из Ирана. Также были выведены войска из Маньчжурии, хотя там успели прочно закрепиться войска китайских коммунистов. При этом американцы своих войск из Китая не вывели. Даже в стратегически очень важном районе Синьцзяна, где Москвой была создана Восточно-Туркестанская Республика, пришлось прекратить помощь и оставить территорию.