Глен Рансайтер никак не мог найти владельца мораториума.

— Неужели вы действительно не знаете, где он? — спросил он мисс Бисон, секретаршу. — Ясно же, что мне нужно еще раз поговорить с Эллой.

— Я обо всем распоряжусь, — сказала мисс Бисон. — Подождите в офисе 4-В, вашу жену доставят туда. В самый кратчайший срок.

В офисе 4-В Рансайтер расхаживал из угла в угол, пока не появился служащий, везущий на ручной тележке гроб с телом Эллы.

— Простите, я заставил вас ждать, — сказал он и начал настраивать коммуникационный механизм, напевая себе под нос. Через минуту работа была закончена. Проверив контакты, служащий направился к двери.

— Возьмите вот это — Рансайтер протянул ему несколько монет по пятьдесят центов, собранные по карманам. — Мне понравилось, как вы работаете.

— Спасибо, мистер Рансайтер, — сказал служащий. Он посмотрел на монеты и вдруг нахмурился. — Какие интересные деньги…

Рансайтер долго рассматривал монету. Действительно, необычные деньги, иначе не скажешь. Чей это профиль? Явно не того, кто должен быть. Но я его знаю, знаю очень хорошо…

И вдруг он узнал его.

Что же это может означать, подумал Рансайтер. В жизни своей не встречался ни с чем более странным. Все можно объяснить, но это?..

Откуда Джо Чип взялся на монетах в пятьдесят центов?

Рансайтера вдруг пронзило леденящее душу предчувствие, что, если он вывернет сейчас карманы и бумажник, все его деньги окажутся с этим надменным профилем…

Впрочем, все еще было впереди.

Цель любого писателя, который пишет speculative fiction[5], заключается в том, чтобы сделать видимым то, что не видят другие люди. Но лишь для немногих писателей это — более чем развлечение, более чем возможность продемонстрировать изобретательность ума. То, что такие авторы дарят читателю, можно назвать откровением.

Чтобы увидеть то, что не видит никто другой, нужно быть чуточку гением — или безумцем, а уж чтобы представить такие видения зримо, в привычных образах и понятиях, требуется немалый писательский дар. У Филипа Дика такой дар налицо — равно как и немалая доля гениальности, или безумия, или, если хотите, того и другого вместе. Его лучшие книги являются подлинным откровением — в почти мистическом смысле этого слова.

И все же он остается недооцененным, особенно в своей родной Америке: человек он скромный, к тому же на его репутации сказалось то, что в 60-е годы среди выпущенных им книг было немало таких, которые никак нельзя назвать выдающимися. Но дело-то в том, что писал он их тогда очень быстро, книгу за книгой; тем не менее, даже поверхностные произведения, вышедшие из-под его пера, поднимают достаточно фундаментальные вопросы, связанные с мировосприятием, философией, религией. Что же до самых последних, самых глубоких по замыслу книг, то они ясно показывают.^то ныне Дик — один из немногих авторов научной фантастики, чью способность проникать в суть явлений можно назвать поистине удивительной. К своим героям он относится с беспредельным сочувствием; ситуации, в которые они попадают по его воле, могут быть сколь угодно фантастическими, однако волнующие их при этом проблемы — самые что ни на есть реальные. Поэтому можно сказать, что в своей прозе Дик пусть и с несколько болезненным надрывом, но вместе с тем мягко и осторожно исследует основные вопросы бытия, которые волнуют всех нас. При этом он как бы подсмеивается над собой — этакий обаятельный Дон-Кихот от абсурдистской литературы.