Рыжая невозмутимо выслушала эту тираду. Чад подумал, что на ее месте был бы в ярости. Даже Спенсер не остался равнодушным, ведь его, можно сказать, списали за непригодностью.

— Крик не поможет, Аманда, а если будешь кричать слишком долго и громко, кто-нибудь вставит тебе в рот кляп. Ты сделала выбор, когда улизнула в город со Спенсером и провела ночь в его постели. Больше обсуждать тут нечего. Ни у кого в этом городе нет и тени сомнения, что именно так женщина без высоких моральных устоев делает свой выбор. Что до меня, моральные подпорки тебе не помешают, и я их обеспечу, узаконив то, что ты натворила.

— Узаконить можно только то, на что согласны обе заинтересованные стороны, — подал голос Спенсер. — Это не тот случай, Рыжая. Твоя племянница против, не говоря уже обо мне. Я хотел только поваляться с ней в постели, но никак не жениться. От нее не столько радости, сколько шуму.

— Как ты смеешь, мерзавец! — прошипела Аманда.

— Кто-нибудь, дайте мне кляп! С удовольствием заткну наконец этот фонтан, — отпарировал Спенсер (судя по всему, он был не на шутку обижен).

Аманда побагровела от злости. В толпе послышались смешки, но немного — все ждали, что предпримет Рыжая. Когда винтовка бывала в руках отца обесчещенной девушки, у виновника не оставалось другого выхода, кроме как идти к алтарю. Но что такое опекун? Большинству собравшихся это слово не говорило ничего. За сиротой в Техасе присматривали родные, и никому не приходило в голову закреплять их права на бумаге.

К тому же, хотя Рыжая и приходилась Аманде родней, она была всего лишь женщина. Женщине не пристало подгонять жениха винтовкой. Да она и не может привести в действие угрозу «соглашайся — или умри». Разве что в состоянии полного аффекта, а Рыжая даже не вышла из себя!

— Итак, Спенсер? Я обращаюсь к тебе от имени своей племянницы, Аманды Лейтон.

— От своего имени я всегда говорю сама и не позволю!..

— Ты свое уже сказала, — перебила Рыжая.

— О Господи! — Аманда возвела глаза к небесам. — Хорошо, хоть Спенсер не желает участвовать в этом жалком фарсе.

— Желает, не желает, а придется.

До этой минуты винтовка Рыжей смотрела дулом в пол, но теперь дуло приподнялось и нацелилось Эвансу в ногу.

— Или он скажет «да» по доброй воле, или вопя от боли.

— Рыжая, Рыжая! — воскликнул Спенсер со смешком. — Ты же не способна выстрелить в человека, и все это знают.

— Я не способна убить человека, — поправила она, — но продырявить смогу. Все зависит от того, какой это человек. Для меня твоя шкура не стоит кучи коровьего навоза, так что, ты уж поверь, я не побоюсь ее попортить. Стрелок я не слишком опытный, смотри, как бы ненароком не охрометь на всю жизнь.

Рыжая высказала все это небрежным тоном человека бывалого. Трудно сказать, что она при этом чувствовала, но Спенсер не так хорошо ее знал, чтобы понять, блеф это или правда.

Чад подумал, что в данном случае главное даже не в том, верит Спенсер или не верит. Единственная любовь, на которую он был способен, — это любовь к самому себе, и в том числе, конечно, к собственной шкуре. Даже самая ничтожная угроза ее целости и сохранности была для него достаточным основанием, чтобы пойти на попятную. Тем более что разорвать брачные узы не так уж сложно, было бы желание.