Вокруг нас кружилось жаркое лето, кидалось брызгами воды из фонтанов, вынуждало целоваться в маленьких белых беседках у пруда, запускать руки под футболки и лапать друг друга под столом, пока официанты записывали наши заказы.

Мне казалось, что мир вокруг танцует в каком-то ошеломительном горько-сладком ритме латины, мелькает кадрами, до краев, до выступающих упругих боков наполненными солнцем и жарой, ледяными коктейлями и огненными поцелуями.

Вечером мы приезжали обратно, занимались любовью, если не успевали насытиться в своих подростковых играх за спинами взрослых, и Макс уезжал на работу. А я приступала к основным задачам. Взбивала, пекла, морозила, украшала, варила, вынимала из форм, заливала в формы — и все получалось у меня так быстро и ловко, все рецепты складывались сами собой, а новые идеи рождались из этих летних меню от забегаловок в заброшенных усадьбах до самых дорогих ресторанов в центре города.

Не бывало так, чтобы не взбились сливки, не случалось, чтобы переварился яичный крем, хотя раньше я регулярно выкидывала в мусор пахнущую ванилью сладкую яичницу, стоило зазеваться буквально на секунду.

Даже макаронсы, регулярно трескавшиеся у меня раньше, выходили идеальными как на подбор. Я не могла себе позволить тратить время на переделку, и мир подстраивался под меня.

Потом я падала спать до вечера, подскакивая от звона таймера: переложить инсерты, вынуть заморозившиеся муссы, залить их глазурью и отправить обратно в морозильник.

Я спала кусками по пятнадцать минут, максимум по часу, потому что ближе к ночи приезжал Макс и начиналось самое сладкое: разговоры и музыка, фильмы, обнявшись, медленный сладкий секс — с экспериментами и извращениями, танцы в каком-нибудь интересном месте: мы ездили с ним на милонги, в рок-клубы или упарывались в каком-нибудь безумном клубе под что-нибудь трансовое и возвращались уже сонные к нему или ко мне, где спали пару часов в обнимку, пока он не подскакивал, чтобы вновь отправиться на работу, а я спать, пока он не позвонит.

Не уверена, что я спала больше пяти часов в сутки в общей сложности, но лето бурлило в моей крови так неистово, что казалось — в ней постоянно кипит кофе.

Макс и провокации — это идеальное сочетание, как абрикосы с эстрагоном, как инжир с пармезаном, как… ну пусть ром, кокос и ананасы. В роли ананасов — уже я.

Потому что без меня ни одна провокация не достигает той степени изысканности и безумия, что получается у нас вместе. Все то же самое у одного Макса остается лишь легким хулиганством. Вдвоем мы сводим с ума всех окружающих.

В Измайловском парке много потайных тропинок, заброшенных зданий, заросших травой и кустами секретных полянок с беседками середины прошлого века.

Но их мы минуем, чинно держась за руки и обсуждая влияние Кэмпбелла и Проппа на тексты Оксимирона. А вот как только вокруг начинают появляться люди: краснолицые отцы семейств, беременные с колясками, старушки с хлебными крошками для уток, рыбаки, переползающие с места на место, веселые компании, умудряющиеся упиться в усмерть молочными коктейлями — Макс поворачивается и требует: