— Они все-таки смогут пронести ее, хотя бы часть. Под одеждой. Это не так уж сложно. При отсутствии на них батарей или оружия детекторы ничего не обнаружат.

— Да, — мрачно ответил Кабаков, — смогут.

— Если даже их всего лишь двое, этого достаточно, чтобы наделать немало шума.

Кабаков промолчал.

— Здесь мы бессильны, — опять начал Мошевский. Сигарета Кабакова сердито вспыхнула несколько раз, Мошевский благоразумно решил не продолжать.

— Я хочу, чтобы завтра ты находился с резервной группой на западной стороне, — тихо сказал Кабаков. — Я договорился с Ренфроу.

— Ладно.

— Если это окажется грузовик, заберись в кузов и постарайся извлечь детонаторы. Хотя в каждом отряде имеются свои специалисты-подрывники. Лучше, чтобы ты сам за всем проследил.

— Согласен. У крытого кузова надо разрезать брезент сбоку. К заднему борту может быть прикреплена граната.

Кабаков кивнул.

— Неплохо. Скажешь об этом командиру группы. Рэйчел расширила для тебя бронежилет. — Мошевский состроил недовольную мину. Кабаков улыбнулся: — Я его тоже не люблю, но ты наденешь. Если начнется стрельба, ты не должен выделяться среди других.

— Слушаюсь. — Мошевский тряхнул головой.

— Корли заедет за тобой без четверти девять. Не задерживайся сегодня в «Хотси-Тотси» после полуночи, мне об этом доложат.

— Слушаюсь, сэр! — гаркнул Мошевский и весело рассмеялся.

Ночь выдалась на редкость темной. Туман повис над городом, приглушив все звуки и смягчив яркие огни реклам во Французском квартале. Над Миссисипи, выше уровня тумана, неподалеку от моста неподвижно завис дирижабль. Вдоль его серебристого борта огромными буквами тянулась надпись: «Если кошка захворала, позови ветеринара».

В отеле «Фэйрмонт», двумя этажами выше номера пилота дирижабля Фарли, Далиа, встряхнув градусник, подошла к кровати, на которой обессилено лежал Лэндер. Он был измучен переездом из Нью-Джерси. Чтобы миновать новоорлеанский международный аэропорт, где Далию могли узнать, они сначала самолетом местной авиалинии добрались до Батон-ружа, где Далиа взяла напрокат машину. Она сидела за рулем, а Лэндер устроился на заднем сиденье. Дорога оказалась для него слишком утомительной. Восковая бледность заливала его лицо, но взгляд был тверд и ясен. Далиа забрала градусник — температура нормальная. Лэндер взял ее за руку:

— Зря ты тут возишься со мной. Я в порядке. Лучше бы взглянула на грузовик.

— Машина либо на месте, либо ее там нет. Если хочешь, я съезжу проверю, но мне лучше не появляться лишний раз на улице.

— Ты права, прости. Моя форма в порядке?

— Да, висит в шкафу. Она отлично выглядит.

Далиа заказала в номер горячее молоко. Лэндер проглотил успокоительное, запил молоком. Через полчаса он уже спал. Далии не спалось. Самочувствие Лэндера было таково, что она должна лететь с ним, даже если придется оставить часть контейнера с взрывчаткой. Она может помочь справиться с управлением, займется взрывателями. Лететь ей необходимо.

Внезапно Далиа осознала, что завтра они умрут. Конечно же, она понимала это и раньше, но сейчас острое чувство близкой смерти пронзило все ее существо. Откуда-то из глубины подступили слезы. Безудержные, как в детстве. Но горькие воспоминания, нахлынувшие следом, высушили этот очищающий поток. Все эти годы память о пережитых страданиях придавала ей силы и непреклонность. Лагерь палестинских беженцев, нищета и голод составляли ее детство. Ей вспомнилась мать. Изможденная и больная, она в тридцать пять лет выглядела совсем старухой. Далии исполнилось всего десять, когда мать умерла. Умирала долго и тяжело — от истощения и болезней, этих вечных спутников нищеты. В последние дни она очень мучилась, и не было средств хоть как-то облегчить ее страдания. В памяти навсегда застыла картина — умирающая мать и рядом она, Далиа, отгоняющая мух, обессиленная от слез и бессонных ночей. А потом — скитания из лагеря в лагерь. Год за годом. Сердце ожесточалось, наполнялось жгучей ненавистью и жаждой мстить. Лишь эти чувства придавали ей силы жить все эти годы. И вот ее час настал. Далиа немного успокоилась, но сон так и не пришел.