На обложке «Ньюсуик» Рафаэль Гуиди, стоя возле Элис Купер, держал новорожденного сына. Подпись гласила: «Малыш на миллиард долларов».

На другой вырезке Гуиди в светлом костюме беседовал с Сильвио Берлускони; на заднем плане три блондинки в зачаточных купальниках сидели у бассейна розового мрамора. Бассейн имел форму сердечка.

— Рафаэль Гуиди живет в Монако, но если хочешь с ним встретиться, надо выходить в море, насколько я поняла, — рассказывала Анья. — Сейчас он почти все время проводит на своей мегаяхте «Тереза». Его можно понять. Яхту строили пятнадцать лет назад на верфи «Люрссен» в Бремене, она — самая дорогая в мире.

Маленькая фотография из французского «Вога» изображала похожее на фарфоровый наконечник дротика судно в открытом море. На развороте под заголовком Lion еп Cannes («Лев в Каннах») — одна из вечеринок Каннского фестиваля на борту роскошной яхты. Мужчины в смокингах. Кевин Костнер беседует с Сальмой Хайек, а Гуиди стоит между своей женой и известной моделью из «Плейбоя», шведкой Викторией Сильвстедт. Позади него двое телохранителей с ничего не выражающими лицами. В многочисленных окнах столовой видна гавань. С потолка свисают клетки с туканами, а посреди столовой — клетка с крупным львом.

Вырезки снова вернулись к Анье, и она спокойно предложила:

— Давайте послушаем вместе… Бельгийская контрразведка записала телефонный разговор между итальянским прокурором и Сальваторе Гарибальди, бригадным генералом итальянской армии.

Анья торопливо раздала перевод расшифровки и вставила флэшку в компьютер Карлоса, затем нагнулась и щелкнула по значку звукового файла. Программа открылась сразу же, кто-то быстро заговорил по-французски. Диктор монотонно перечислял обстоятельства разговора — место, дату и время. Потом послышались металлический щелчок и далекий телефонный гудок.

Что-то затрещало, и через мгновение отчетливый голос произнес:

«Я готов начать предварительное следствие». Это говорил прокурор.

«Я никогда не буду свидетельствовать против Рафаэля, даже под пытками…»

Голос Сальваторе Гарибальди пропал, послышался треск, стало тихо, потом голос снова появился — но слабый, словно за закрытой дверью.

«…с дульным тормозом и ракетные установки без отдачи… и до черта мин — противопехотные, мины замедленного действия, противотанковые… Рафаэль бы никогда… как в Руанде, ему это все равно. Там были дубинки и мачете — на этом денег не заработаешь. Но когда в Конго все перевернулось, он захотел присоединиться — решил, что там дело пойдет поживее. Сначала он вооружил правительство Руандийского патриотического фронта, чтобы подорвать силы Мобуту, а потом принялся закачивать тяжелое оружие хуту, чтобы столкнуть их с Патриотическим фронтом».

Сквозь шум прорвался странный писк, оборвался, и снова послышался голос генерала.

Генерал задыхался; он что-то пробормотал, и потом его голос снова зазвучал совсем близко:

«А насчет кошмара… я не мог поверить, что это происходит на самом деле. Я стоял рядом и держал ее потную ручку… Моя дочка… ей было четырнадцать. Такая красивая, нежная… Рафаэль… он сам все сделал, хотел резать ножом, кричал, что сделает мой ночной кошмар реальностью. Немыслимо».