— У меня интрижка с самым молоденьким мальчиком из «Чиппендейлз».[45] Знаете, с кем? А, да ладно, все они педики.

— Я пришла, чтобы поговорить о фотографии…

— Я так и знала, что он не сумеет держать язык за зубами, — выдохнула хозяйка с хорошо разыгранным раздражением.

— Кто?

— Жан-Поль Готье.

— Модельер? — уточнила Сага.

— Да, модельер с полосатой макушкой, позолоченной щетиной и гадким ротиком. Он до сих пор ненавидит меня. Я знаю.

Сага терпеливо улыбнулась Мари-Луиз и на всякий случай протянула ей купальный халат, заметив, что та покрылась гусиной кожей.

— Мне нравится мерзнуть… я тогда становлюсь очень привлекательной. Во всяком случае, Депардье мне это говорил весной или… вот, уже не помню… или это был милашка Рено? Ах, наплевать.

Вдруг в коридоре, ведущем к бассейну, послышались шаги. Мари-Луиз затравленно огляделась, явно ища, куда сбежать.

— Здравствуйте! — крикнула какая-то женщина.

— Сага! — позвал Йона.

Сага шагнула вперед и увидела, как Йона с Пенелопой идут к бассейну, а с ними — темноволосая женщина лет пятидесяти со стильной стрижкой «под мальчика».

— Мари-Луиз! — Женщина обеспокоенно улыбалась. — Ты что там делаешь?

— Просто хотела поплавать. А то между ног жарко.

— Я же просила тебя звонить перед уходом.

— Да-да. Прости, я забыла.

— Мари-Луиз — сестра Понтуса, моя золовка, — объяснила женщина, потом повернулась к Саге и представилась: — Вероник Сальман.

— Сага Бауэр, Служба безопасности.

— Давайте поговорим в библиотеке, — предложила Вероник и пошла назад по коридору.

— Можно я искупаюсь, раз уж я здесь? — крикнула Мари-Луиз.

— Только не в голом виде, — не оборачиваясь, ответила Вероник.

Следом за женщиной с мальчишеской стрижкой Сага, Йона и Пенелопа прошли по комнатам нижнего этажа и наконец оказались в библиотеке. Небольшой кабинет с витражными окнами — желтыми, коричневыми, розовыми, книги в застекленных шкафах, обитая темной кожей мебель, открытый камин и медный самовар.

— Простите, что ничего не предлагаю — я тороплюсь, уезжаю через час…

Вероник Сальман выглядела напряженной; говоря, она разглаживала рукой юбку на коленях.

— Я должна… я хочу только сообщить то, что должна была сообщить, — вполголоса произнесла она. — Я не буду свидетельствовать на суде. Если вы попытаетесь заставить меня выступить свидетелем, я буду отрицать все, невзирая на последствия.

Она поправила абажур, но руки у нее так тряслись, что абажур покосился.

— Я уезжаю одна, Понтус не хочет ехать со мной. — Вероник смотрела в пол. Губы у нее дрожали; чтобы продолжать, ей пришлось сделать над собой усилие. — Пенелопа, — она посмотрела девушке в глаза, — я понимаю, что вы считаете Понтуса подонком, но он не такой, совсем не такой.

— Я не говорила…

— Пожалуйста, дайте мне закончить, — перебила Вероник. — Я люблю своего мужа, но я… я уже не знаю, нравится ли мне то, что он делает. Раньше я говорила себе: люди всегда торговали оружием. Сколько существует человечество — столько существует и торговля оружием. Я не искала оправданий. Я несколько лет работала в отделе политики безопасности в министерстве иностранных дел. А когда занимаешься такими вопросами, то приходится принять, что до утопии «мир без войн и конфликтов» еще очень-очень далеко. Всем странам приходится заботиться о своей безопасности, но… есть нюансы, как мне кажется…