– О мсье Виррас, Вы бы знали, как я сейчас сожалею обо всех своих нарушениях.

– Так мне эту демонстрацию стоит взять на вооружение? – проректор хрипло рассмеялся, а я замерла.

– Не поняла, о чем это ты?

– Шучу, – Радагат выровнялся, но не отошел, а обнял меня за талию. – Так зачем вам с Кряхсом понадобился Кисьяк?

Я сразу же напряглась – теперь следовало быть осторожной.

– Не знаю, с Таматином за компанию пошла.

– Лилиана!

– Радагат, – уступать я не была намерена, несмотря на серьезный тон проректора. А то складывается впечатление, что он меня и сюда затащил, чтобы разговорить. Кстати: – А где это мы находимся?

– В моей лаборатории, – Радагат мельком оглянулся. – И ты ее уже немного разрушила.

– Это все ты, – возмутилась я.

– Но из-за тебя! – Радагат опять рассмеялся и выглядел при этом таким счастливым, что я вдруг ощутила, как щемит сердце. То ли от счастья, то ли еще от чего…

– Лилиана, я же волнуюсь. Что вы с Таматином задумали?

Я запрокинула голову, разглядывая потолок и демонстрируя, что отвечать не намерена. Ровно до тех пор, пока не почувствовала поцелуй в шею, больше похожий на легкий укус.

– Мсье Виррас, – делано возмутилась я. – Вы, пожалуйста, если не собираетесь мантию расколдовывать, так и не нервируйте девушку. Взялись воспитывать, так воспитывайте до конца.

К Таматину я вырвалась минут через пятнадцать. Портал выпустил меня довольно далеко от стены, и, когда я вернулась к обиталищу принца дендронов, гений уже сидел на том самом дереве, где недавно сидела я.

– На тебя тоже ЭТО напало? – хмуро спросил Таматин.

– Ага, по всему парку гоняло, – я порадовалась, что гений мои опухшие от поцелуев губы не заметил. – Как ты себя чувствуешь?

– Плохо, – умирающим тоном возвестил Таматин. И так правдоподобно это прозвучало, что я даже испугалась.

– Что болит? Может быть, бежать за целителями? Ты что-то сломал?

– Да. Свою самооценку. Я даже от воздушной ловушки не смог защититься.

– Ну ты сравнил, – я хмыкнула. – Защиту на стену все-таки проректор накладывал.

Кисьяка мы все-таки дождались. Спустя минут тридцать выслушивания причитаний Таматина по поводу его позорного полета я увидела, как принц дендронов откуда-то бодро идет к стене. Нас он заметил не сразу, но, когда заметил, вроде бы обрадовался и веточками приветственно помахал.

В этот же день, да и на следующий тоже, в наших тренировках участвовал Кисьяк. Первое время было тяжело – на нас нападали столетние дубы, лианы скручивали тела за секунду и шанса вырваться на волю не давали, но все же мы смогли объяснить принцу, что у студентов столько сил нет и максимум, что нам светит, так это наспех сооруженные ловушки, стреляющие своими иголками ели и прицельный залп грязью или прошлогодними каштанами. Кисьяк свое поведение пересмотрел, и отбиваться нам пришлось от земляных големов, которые, кстати, обладали всем заявленным ранее студенческим потенциалом.

Все сложнее и сложнее у меня выходили отношения с Хантером. Я не могла подобрать слов, чтобы расстаться с ним, боялась того, что станет с нашей командой, а с другой стороны, переживала из-за того, что все-таки вся эта страсть Радагата – ненастоящая. Обдумав произошедшее, я ругала себя последними словами, объясняла, что нельзя было идти на поводу у проректора, нужно было оттолкнуть, не отвечать на поцелуи… Но вместе с тем я не была уверена, что в следующий раз не поступлю так же. Словом, типичная собака на сене.