Смех Доры звучал радостно, но немного нервно.

— Кажется, ты ничуть не сомневаешься, что я соглашусь выйти за тебя.

— Нет, красавица, — промурлыкал он, и на сей раз слово «красавица» наполнилось нежным очарованием, которого раньше в нем не было. — Как девушка честная, ты должна признать, что с первой встречи между нами существует постоянное и опасное влечение, а как девушка добрая и сострадательная, ты поймешь и простишь все мои неблаговидные поступки, которые я совершил по отношению к тебе и за которые намерен расплачиваться до конца моих дней, — конечно, если ты разрешишь мне сделать это.

Если она разрешит! У Доры от счастья кружилась голова; она даже прощала Хуану самонадеянность, с которой было сделано это предложение. Если бы он не был так уверен в себе, если бы его стремление восстановить честь брата не было таким сильным, она не смогла бы страстно любить Фламинга.

— Но если тебе нужны какие-нибудь доказательства серьезности моего намерения, — нежно продолжил Хуан, — то вот, смотри. Это тебе…

Он вытащил из кармана маленькую коробочку, открыл ее и показал ошеломленной девушке кольцо такой красоты, что у нее перехватило дыхание.

— Эти три изумруда — колумбийские, — пояснил он, — лучшие по глубине цвета, чистоте и огранке. А золото — мексиканское, самой высокой пробы. Но если оно тебе не нравится…

— Оно прекрасно, — дрожащим голосом проговорила Дора и, протянув левую руку, разрешила надеть кольцо на палец.

— Значит, ты говоришь мне «да»? — взволнованно спросил Хуан.

— Неужели ты сомневаешься в этом? — Она набрала в легкие побольше воздуха, поняв, что настала ее очередь открывать сердце. — Я люблю тебя, Хуан. Люблю твою страстность и твою гордость, твою преданность и настойчивость. Когда я читала твою открытку, где ты писал, что возвращаешься в Мехико, то думала, что у меня разорвется сердце…

Лицо Хуана стало серьезным.

— Я должен был ехать, дорогая. И не только потому, что был обязан благополучно довезти до дому семью после столь необычных событий, но и чтобы дать тебе оправиться от тяжелых переживаний. У тебя было множество поводов ненавидеть меня, и мне оставалось лишь надеяться и молиться, чтобы твое сердце оказалось способно понять и простить меня, вспомнить то хорошее, что мы пережили вместе, и забыть плохое.

— А разве было что-то плохое? — Дора подняла лицо для поцелуя, тем самым даруя прощение…

Несколько минут спустя Хуан высвободился из ее объятий. Лицо его горело, голос срывался от желания.

— Мы не можем оставаться здесь, любимая, если не хотим стать причиной еще одного грандиозного скандала, из которого твой брат уже не выпутается.

— Тогда в коттедж, — согласилась Дора, глаза которой сияли от любви и счастья. — Я только предупрежу Сесиль, что ей придется пересадить гостей!

Вечер был тих и напоен ароматами цветов; казалось, вся природа замерла в напряженном ожидании, когда Хуан остановился на пороге коттеджа, подхватил Дору на руки и, войдя в холл, понес по лестнице в ту самую комнату, где она прежде спала одна. Он опустил ее на кровать и в тот же момент оказался рядом. Жаждущее тело девушки ощутило нетерпеливые, по-мужски властные объятия. Губы любимого страстно искали ее рот, и она откликнулась, дрожа как в лихорадке и раскрыв губы навстречу горячему, жадному поцелую. Желание захлестнуло обоих. Дора порывисто обхватила шею Хуана.