Эди-бэби забрасывает руку за Галину спину и обхватывает девочку атамана. «Она очень теплая, — обнаруживает Эди-бэби, — девочка атамана, она сама кого хочешь согреет. Зачем ее греть?»

Галя-Коха поворачивает к нему лицо, и впервые Эди-бэби видит ее совсем близко. Она не такая уж девочка, как ему вначале показалось. Она старая! Ей точно больше двадцати лет. Может быть, даже двадцать пять. Большинство тюренских девочек перекрашено в блондинок, но девочка атамана не перекрашена, это видно по ее светло-серым глазам. Или, может быть, они голубые, Эди не уверен, потому что темно.

— Что смотришь? — спрашивает Галя-Коха.

— Изучаю, — находится Эди, — я же должен писать про тебя стихи.

Галя-Коха смеется. Отливший Тузик возвращается.

— Посидел, и хватит, — говорит он покровительственно, похлопывая Эди-бэби по шее. — Ей все равно пора домой. Хочешь ее проводить? — спрашивает Тузик Эди-бэби.

Эди-бэби боится девочки атамана, он не хочет ее провожать. Кроме того, он знает, что ему сегодня обязательно нужно увидеть Светку и объясниться с ней, иначе, оставшись один, он опять будет думать только о ней, опять заболит располосованное сердце или что там у него болит внутри. Душа? Медицина утверждает, что души у человека не существует, что же тогда у него болит?

— Я не могу, у меня свидание, — выдавливает он из себя. И прибавляет: — Деловое.

— Занятой ты человек, поэт, — говорит Тузик голосом, в котором можно услышать даже и угрозу. Вообще Эди начинает понимать, что Тузик не так прост, как ему показалось вначале. Во всяком случае, искусством повелевать своими подданными он владеет прекрасно. Все, что он говорит, как бы имеет двойной смысл, в одно и то же время таит и угрозу, и поощрение, заставляет нервничать и недоумевать.

— Жорка! Владимир Ильич! — кричит Тузик. — Проводите ее!

Про Владимира Ильича Эди слышал. Лысый чуть ли не с пятнадцати лет, этот тюренский парень, говорят, похож на молодого Ленина, потому его так и прозвали. Впрочем, сейчас, в темноте, Эди не имеет возможности хорошо его разглядеть, к тому же на голове Владимира Ильича белая кепка, глубоко натянутая на глаза.

— Пока, поэт! — прощается Коха и неожиданно целует его в губы. Эди даже не успевает понять, что произошло, а девочка атамана уже отлепилась от него и уходит в сопровождении двух ребят.

— Я же говорю, что ты ей нравишься, — ухмыляется Тузик.

— А теперь выпьем! — кричит Тузик. — Саня! Сыграй нам про Лелю!

К своему удивлению, Эди-бэби вдруг обнаруживает, что чуть ближе к ограде, там темнее, сидит среди других ребят его одноклассник — Сашка Тищенко с гитарой.

Хриплым и совсем не школьным голосом Сашка запевает:

(и ребята подтягивают дружно: «Да-да!»)

Эди-бэби знает эту песню прекрасно, и она его всегда смущает. В песне шпана ебет Лелю «хором», только непонятно, дает ли им Леля сама или шпана всякий раз насилует ее. По песне получается, что будто бы насилует. Тогда почему «шайку блатышей