Эди-бэби первый раз видит Тузика вблизи. Ничего особенного в его облике нет. Тузик похож, может быть, на откормленного матроса из кинофильма «Оптимистическая трагедия». Он невысокого роста, но широк, как горилла в зоопарке. Зловещего в его лице ничего нет, а, судя по его славе и проделкам, он должен быть зловещим. Честно говоря, Эди ожидал увидеть исковерканную шрамами физиономию и черную повязку-фишку на глазу, как у пиратов Стивенсона.

— Это Коха, — представляет Тузик белую девку. Девка протягивает Эди маленькую горячую руку.

— Меня зовут вообще-то Галя, — говорит девка. — Коха — это моя кличка.

— На, глотни, поэт, — протягивает Тузик бутылку водки и, кивнув на девку, говорит: — Ей твои стихи про Наташу понравились. Ты можешь про Галю такие же написать?

У Эди тяжесть неизвестности спадает с души. Все ясно, девка Тузика захотела, чтоб про нее были написаны стихи. Светка тоже просила его не раз написать ей стихи. Эди уже знает, что женщины тщеславны и что ничего с этим не поделаешь. Глотнув водки, Эди отвечает, пожав слегка плечами:

— Могу, чего ж нет.

— Что они тебе за приз дали? — интересуется Тузик, взяв из рук Эди бутылку и отхлебывая.

— Да ну, хуйню… — мнется Эди, — домино.

— Да, бля, — ухмыляется Тузик. — Щедрыми их не назовешь. Я тебе деньгами заплачу, ты только напиши. Очень уж ей хочется стихи про Галю, — кивает он в сторону Кохи, даже, как кажется Эди, стеснительно. Стеснительный Тузик.

— Только я так сразу не могу, — предупреждает Эди. — Мне время нужно.

— Ну, понятно, — соглашается Тузик, — вдохновение нужно. Когда сможешь?

— Неделю, а то и две мне нужно… — решает Эди.

— Хорошо, — говорит Тузик. — Запомни, я тебе плачу, это не задаром. Садись, — продолжает Тузик, но уже другим голосом, как бы покончив с официальной частью и переходя к развлечениям, — чего стоишь. — Он отбрасывает уже пустую бутылку из-под водки в сторону, и бутылка разбивается об асфальт где-то в темноте. — Садись, сейчас дури покурим. Тимур! — зовет Тузик.

Хмурого вида черный долговязый парень в солдатской шинели с оторванными пуговицами, сидящий чуть выше их, сползает к Тузику и протягивает ему коробку с папиросами.

— Любимые папиросы Иосифа Виссарионовича, — замечает Тузик насмешливо.

Действительно, на картонной коробке золотом вытеснено название папирос — «Герцеговина Флор». Вся страна знает, какие папиросы курил вождь и учитель, даже спустя пять лет после его смерти.

— Но внутри, — продолжает Тузик, — совсем другая начинка. — Тузик открывает коробку и достает одну из папирос. Дымок, сидящий у Тузика в ногах, моментально протягивает атаману уже горящую зажигалку. Как фокусник.

— Папиросы набиты планом, — поясняет Тузик. — Тимур родился в Таджикистане. У них гашиш и анаша заместо чаю подаются по утрам. На, — протягивает Тузик Эди-бэби папиросину. — Знаешь, как курить?

Так как Эди-бэби молчит, не желая признаться, что он никогда еще в жизни дури не пробовал, то Тузик считает нужным выдать ему короткую инструкцию в курении плана: «Затянись глубоко-глубоко, насколько можешь, и держи дым, не выдыхай как можно дольше. Иначе не подействует».