Ко мне подошел Александр Петрович. Встав перед лицом начальника по стойке смирно, старый вояка по-старомодному спросил:

— Товарищ начальник, разрешите обратиться?

Эх, куда как проще, если бы Петрович сейчас сказал «товарищ полковник», а я бы отозвался «слушаю, товарищ капитан», но пришлось ответить иначе:

— Обращайтесь, товарищ Исаков.

— Я одного из нападавших узнал, — кивнул Исаков в сторону тел.

— Один из ваших беглецов? — догадался я.

Александр Петрович поморщился. Явно он не считал «своим» беглеца из Холмогорского лагеря, но и отказываться от своего бывшего сотоварища тоже не хотел.

— Вы в пехоте служили, товарищ начальник губчека?

— Так точно, товарищ штабс-капитан, — усмехнулся я.

— Не нужно паясничать, — насупился Исаков. — Мне мое звание не по знакомству досталось.

— А я что, разве против? — пожал я плечами. — Когда-нибудь снова вернутся и капитаны, и подполковники. Только обращаться станут не господин, а товарищ.

Александр Петрович оглянулся — не слышит ли кто, спросил:

— Вы сами-то кто? Прапорщик или подпоручик?

И этот туда же! Ну почему не поручик? А если сказать, что я вообще полковник? Ага, полковник ФСБ из две тысячи двадцатого года. Ладно, пусть подполковник.

— Нижний чин, вольноопределяющийся, — хмыкнул я.

— Странно, — пожал плечами Исаков, но развивать свою мысль не стал, да и не до разговоров пока.

Так, здесь, кажется, все в порядке. Проведя быстрый осмотр, убедился, что весь личный состав на месте, никуда не делся. Новак и электрик возятся со своими «гаджетами». Может, они и нападения не заметили?

А что у нас с пассажирами?

Взяв в качестве сопровождающего Никиту Кузьменко, пошел проверять. Проводник пассажирского вагона испуганно таращился сквозь окно, но, завидев меня, открыл дверь и спустил подножку.

Я прошелся по вагону. Пассажиры — командированные, демобилизованные солдаты, несколько женщин сидят себе смирненько. Кажется, все нормально. Э, не совсем. В одном из окон зияла дыра, в другом трещина.

— Товарищ Аксенов, когда поезд тронется? — поинтересовался у меня мужчина в кожаной куртке, в картузе и с полотняным портфелем.

— Скоро, — ответствовал я.

— А поточнее нельзя?

— Можно, — кивнул я. — Только насколько точно, пока не знаю.

— Товарищ Аксенов, что за шутки? — начал закипать человек с портфелем. — Я везу в Вологду три вагона с солью, это стратегический груз. Его завтра вечером должны переправить в Петроград. У меня предписание самого товарища Цюрупы. Почему вы не можете обеспечить порядок на железной дороге? Я стану жаловаться.

— Жалуйтесь, — кивнул я и поинтересовался: — А кому жаловаться-то станете?

— Кому стану жаловаться — это мое дело, — отрезал товарищ с портфелем. — Если губчека не может наладить работу, это безобразие! Почему в Архангельской губернии нападают на поезда? У нас что, война идет?

Так-так-так, а ведь я вас тоже знаю. Молодец, конечно, что радеет за дело, но хамить я ему не разрешал.

— Если не ошибаюсь, товарищ Прохоров, начальник продовольственного отдела?

— Не ошибаетесь, — гордо вскинул нос Прохоров.

— Ага, — кивнул я, и повернулся к Никите: — Товарищ Кузьменко, отберите оружие у товарища Прохорова, арестуйте его и передайте Ануфриеву — пусть определит под замок.