— Так это уж как получится, — пожал я плечами. — Собирался их выпустить, как только с взрывчаткой разберусь. Ладно, пусть недельку посидят.

— А две нельзя? — с надеждой спросил Черкасов. — Я прикидывал, мы к середине июня должны весь уголь выбрать.

Эх, гулять так гулять!

— Убедили. Пусть будет две.

К народу мы вернулись если не друзьями, то хотя бы добрыми приятелями. А там уже назревала дискуссия — кто виноват в случившемся, и что теперь делать? Мои оперативники «наезжали» на грузчиков, а те отбрехивались — мол, чуть что, так сразу грузчики виноваты, а у них и так работы теперь почти нет, жить не на что.

— Успокойтесь, товарищи, — призвал я народ к порядку. Посмотрев на обиженных работяг, перевел взгляд на Черкасова: — Работа у вас теперь будет. Придется, каждый кусок кардифа перебирать.

— Так это я уже понял, — хмыкнул Черкасов. — Только, где мне людей взять? Ваш коллега из особого отдела десять человек арестовал. У меня только две женские бригады остались.

— С людьми, думаю, вопрос решим, — ответил я осторожно, чтобы не обнадеживать уполномоченного раньше времени. — А уголь перебирать можно женщин поставить. Так даже лучше. Они аккуратнее.

Про себя подумал, что посоветую Мошинскому сегодня же отпустить задержанных грузчиков. Нечего их за казенный счет кормить, пусть работают.

— А с диверсантами-то что делать, товарищ Аксенов? — подал голос начальник порта. — Ведь кто-то в уголь взрывчатку подбрасывает?

— С диверсантами, товарищ Вавилов, мы сделать ничего не сможем, — улыбнулся я. — Это не наши диверсанты, не архангельские. Уголек-то откуда везли?

— Вы хотите сказать, что англичане нам «подарок» оставили? — усмехнулся Вавилов.

— Англичане, — кивнул я. — Только они не нам этот «подарок» оставили, а своим же.

— Поясните, товарищ Аксенов, — попросил Черкасов. — Что-то вы слишком мудрено говорите.

Странно, неужели никто ничего не понял? Или просто не знают? Придется на несколько минут побыть политкомиссаром.

— Товарищи, в Британии существует коммунистическая партия, и там тоже ведется борьба с мировым капитализмом, — принялся объяснять я. — В январе девятнадцатого докеры бастовали, электрики, строители. В Глазго почти месяц в домах света не было, потому что электрики призывали прекратить войну с Россией. В Лондоне целая рабочая конференция прошла — «Руки прочь от Советской России!» Английские рабочие требовали вывести войска из Архангельска, отказывались грузы на корабли загружать. Специально станки ломали, чтобы оружие не делать. А кардиф английский для чего предназначался? Для бронепоездов, для отопления казарм, для белогвардейских пароходов. Стало быть, кто-то и решил подсобить — замаскировал взрывчатку и в угольщик подбросил. Авось, котел где-то в пути и взорвется. Но угольщики с конвоем шли, корабль утонет, люди спасутся. А он, вишь, почти в порту утонул.

После моей речи присутствующие недоуменно крутили головами. Но иных объяснений нет. Можно допустить, что тол добавили к углю на складе или английские водолазы спускались на глубину десять метров и запихивали взрывчатку, но отчего тогда взорвался котел у угольщика?