— Какой сегодня день?

— Пятница.

— Не клади трубку.

Я услышал, как он разговаривает с кем-то на том конце провода.

— Мы сейчас уезжаем смотреть лошадей. Рэмзи забронировал комнаты в «Беверли-Уилшир» с завтрашнего дня до следующей субботы, но нам с ним надо задержаться здесь еще на несколько дней, закончить кое-какие дела. Отправляйся завтра в Калифорнию, а мы подъедем, наверное, где-то в среду.

— А раньше никак нельзя? Мне надо с тобой поговорить.

— Ты что-то раскопал? — Голос Малкольма переменился, как будто он внезапно вспомнил о кошмарном мире с убийцами, который остался где-то далеко в прошлом. — Расскажи.

— Не по телефону. И не второпях. Поезжай, посмотри лошадей, а завтра встретимся в Калифорнии. Там тоже есть лошади. Тысячи лошадей.

Малкольм несколько мгновений молчал, потом сказал:

— Я перед тобой в долгу. Увидимся завтра, — и положил трубку.

Я заказал билеты на самолет до Калифорнии и до вечера гулял по Нью-Йорку, как и во все предыдущие дни. Размышлял о неприятностях, оставшихся в Англии, и приходил к ужасным выводам.

Малкольм сдержал слово. Я обрадовался, что он прилетел без Рэмзи. Тот решил, что штат Коннектикут без него не выживет. Малкольм сказал, что Рэмзи должен быть здесь в среду, мы три дня проведем на скачках и в субботу ночью отправимся в Австралию.

Яркие голубые глаза Малкольма задорно сверкали, он казался бодрым и веселым. В первые же минуты он сообщил мне, что они на пару с Рэмзи купили еще четырех лошадей и собираются заключить соглашение, чтоб купить потом еще нескольких.

«Неудержимый лесной пожар», — подумал я и посочувствовал своим бедным братьям.

В «Беверли-Уилшир» мы сняли прекрасный номер люкс с роскошными красными обоями и цветастыми турецкими коврами в спальнях. Розовые портьеры с замысловатым рисунком, нежно-кремовые занавеси над кроватями, отделанные шнуром, наводили на мысли о шаловливом стиле эпохи короля Эдуарда. Эти комнаты созданы для того, чтобы жить здесь было приятно и весело. Даже самым требовательным жильцам понравились бы небольшие балкончики, с причудливыми решетками из кованого железа у каждого окна, с аркой наверху, с видом на фонтаны и сад апельсиновых деревьев.

Мы пообедали внизу, в баре, где столы занимали только половину зала и играла музыка. Малкольм заметил, что я похудел.

— Расскажи мне о лошадях, — попросил я. Малкольм стал увлеченно рассказывать, я слушал, пока мы ели копченую осетрину, салат, заливную телятину, пили кофе.

Он начал:

— Ничего страшного, что они все не такие породистые, как Блу Кланси или Крез. Все четыре обошлись нам меньше чем в миллион долларов, и все они двухлетки, годные для скачек. Отличная родословная, можно сказать, самая лучшая. Один даже от самого Алидара.

Я слушал как зачарованный. Малкольм запомнил родословную всех этих лошадей до третьего колена, и фразы вроде «взял приз на скачках» или «все жеребята от него — будущие чемпионы» произносил так, будто всю жизнь только и занимался лошадьми.

— Можно спросить тебя кое о чем? — внезапно сказал я.

— Не знаю, пока ты не скажешь о чем.

— Ничего… м-м-м… Скажи, насколько ты богат?